Марина Крамер - Королева мести, или Уйти навсегда

Отец наклонился над ней, вытер кровь с разбитых губ:

– Мариша, детка… – Но она оттолкнула его руку, пытаясь встать на ноги:

– Пусти! Что происходит?! Отпустите их! – велела Марина охранникам, скрутившим Димку, а заодно и Хохла. – Мне объяснит кто-нибудь, в чем дело?!

– Ты… ты еще спрашиваешь… в чем дело… – прохрипел Димка, корчась от боли в боку. – А кто моего сына сманил в этот чертов город?! Скажешь, не из-за тебя он сейчас в больнице?! Все ты со своими бандюками… Тварь, только ты виновата!

– Следи за базаром, мусор! – взвился Женька, пытаясь вырваться из рук мгновенно заблокировавших его Севы и Гены. – Да отпустите вы меня!

Отец метался между сыном, дочерью и ее любовником, пытаясь как-то урезонить всех троих, но на него никто не обращал внимания. Коваль вытерла сочащуюся из губы кровь тыльной стороной перчатки и зло посмотрела на брата.

– Давай, обвини меня во всех грехах! Это очень удобно, Дмитрий Викторович, – найти козу отпущения и валить на нее все! Еще скажи, что я виновна в твоем разводе!

– Заткнись лучше про это, лярва чертова! – рявкнул он. – Шлюха, вот ты кто! Беспринципная, развратная сучка!

– Дмитрий, опомнись, что ты говоришь?! – с ужасом проговорил отец, но Димка бешено глянул на него.

– Да ты-то хоть не лезь! Тоже хорош – надо было в молодости головой думать, а не причинным местом, чтобы вот такие твари на свет не появлялись! Еще и фамилию нашу носит!

И тут Хохол сделал что-то немыслимое, высвободившись из рук державших его охранников, и только Маринина реакция спасла Дмитрия от смерти – уж что-что, а всадить финку по рукоятку Хохол успел бы… Но она ринулась наперерез, и тонкое лезвие рассекло кожу куртки, обожгло левый бок и застряло в толстом слое цигейки где-то под рукой. Коваль осела на снег, и вокруг стало расплываться красное пятно – порез был глубокий, болезненный, финка пропорола мышцу между ребер… И эта кровь на белом снегу словно отрезвила всех – Хохол взвыл, хватая Марину на руки и крича на весь двор:

– Валерку сюда, быстро! Севка, в машину и гони в город, без доктора не возвращайся! – И, обращаясь уже к ней: – Маришка, девочка, как ты? Зачем полезла на перо, дурная? Ведь я мог тебя… сам, своей рукой… котенок… – Он прикоснулся губами к ее щеке и понес в дом.

За ним бегом бросился отец, успевший, однако, довольно сильно ударить по лицу Дмитрия, рухнувшего на колени рядом с тем местом, где снег был залит Марининой кровью. Он стоял в этой позе очень долго, до тех пор пока Данил и Гена силком не подняли его и не отвели в дом, налив стакан водки, чтобы привести генерала в чувство. Хохол уложил Марину в спальне, разрезал окровавленный свитер и осмотрел рану:

– Елки, глубоко… Хорошо еще, что не в легкое, мышцу только располосовал… Зачем ты полезла, можешь сказать?

– Ты не понимаешь… – прошептала она плохо слушающимися губами. – Не понимаешь…

– Да не могу я этого понять! – перебил Женька, закрывая рану большим куском марли, поданным Дашей. – Он поднял на тебя руку, он – мужик, мент, – на женщину, на сестру! Если бы не ты…

– Прости меня… – раздался в дверях голос Дмитрия – брат стоял в проеме, ухватившись за косяки и виновато глядя на Марину.

– Уйди! – рявкнул Хохол, вскакивая, но она поймала его за руку:

– Перестань…

– Маринка, он прав – я сволочь… – Димка попытался сделать шаг в сторону кровати, но дорогу ему преградил отец.

– Уходи, Дмитрий, сейчас не время выяснять отношения. Женя, что же доктора нет так долго?

– Город не близко, Виктор Иванович.

– Папа… не волнуйся… я не умру таким образом… – с трудом выговорила Коваль, облизывая пересохшие губы. – Это… не мой стиль…

– О, господи, да замолчи ты! – с досадой произнес Хохол, смочив ее рот салфеткой. – Еще и острит!

– Так, и что за панихида? – раздался голос Валерки, почти бегом ворвавшегося в комнату. – Все лишние – вон! Хохол, ты – первый на марше! Я кому сказал? – видя, что Женька не собирается уходить. – Не мешайте работать!

Когда все вышли, Валерка закрыл дверь, неспешно достал из чемоданчика халат и перчатки, натянул все это и приблизился к Марине:

– Ну что? Опять нарвалась? – Он покачал головой, осматривая рану. – Кто тебя так?

– Никто…

– Ага, я так и понял – консервы ножом открывала, порезалась немного, – невозмутимо согласился Валерка, делая анестезию. – Сейчас шовчики наложим, капельницу поставим… Вот так, терпи, терпи… Да, больно, я знаю… Терпи, моя умница, уже почти все… Ну вот, смотри, я и руки уже убрал. – Он продемонстрировал ей свои руки в окровавленных перчатках. – Видишь, не трогаю тебя больше.