Марина Крамер
Хирургия мести
То, что видят глаза, не имеет значения, то, что видит сердце, — не знает условностей.
АНХЕЛЬ ДЕ КУАТЬЕ. СХИМНИК
— Не знаю, что ты будешь делать, какими методами — мне наплевать. Но хоть землю жри, а найди мне эту девку.
Хозяин кабинета мерил его шагами взад-вперед и то и дело вытирал покрасневшую лысину большим клетчатым платком.
В кабинете было прохладно, даже зябко, кондиционер работал на полную мощность, но явно не летняя погода была причиной повышенной потливости толстяка в сером костюме и белой рубашке.
Полосатый галстук валялся на столе среди бумаг, буквально сорванный с бычьей шеи владельца пару минут назад.
— Ты пойми, если она что-то знает — а она не может не знать, я в этом уверен, — то нам всем скоро придется давать показания в сером доме. И не думай, что тебе удастся увильнуть, нет! Все сядем, все, как один, я тебе обещаю! Я на себя брать лишнего не стану, имей в виду и остальным скажи. Вы заинтересованы в том, чтобы найти эту девку, ровно так же, как и я, так и запомни!
— Сперва успокойтесь. Я не думаю, что она представляет какую-то реальную угрозу, — негромко проговорил сидевший за длинным столом молодой мужчина со светлыми волосами. — Но ради вашего спокойствия я, конечно, постараюсь выяснить все, что ей известно.
— Вот и постарайся! — с угрозой в голосе произнес толстяк, останавливаясь напротив него.
Молодой мужчина поднялся, аккуратно задвинул стул и внушительно сказал:
— Не стоит раньше времени панику поднимать. Только лишнее внимание привлечем, а это никому не нужно. Будем действовать тихо.
— Главное, действуй быстро, стратег, как бы поздно не стало.
Оказывается, очень странное это ощущение — не хотеть идти на работу. Мне прежде никогда не доводилось испытывать подобного.
Наверное, все дело в том, что раньше работа была смыслом моей жизни и вообще единственным, что в этой самой жизни у меня было. А теперь у меня появился муж…
Да, и новое слово в лексиконе — муж.
Матвей Мажаров, будущий преподаватель медицинской академии, а в прошлом — отличный хирург-пластик.
Так случилось, что оперировать самостоятельно Матвей больше не может, но это вовсе не помешало ему преподавать хирургию будущим врачам. И вот именно из-за Матвея я теперь порой совершенно не хочу выбираться из постели и ехать в свою клинику, особенно в те дни, когда Матвей там не консультирует.
У меня началась какая-то новая, прежде совершенно неизвестная мне жизнь — жизнь замужней женщины.
Не скажу, что все давалось легко, вовсе нет. Адаптировавшись за столько лет к одиночеству и полной свободе, я с большим трудом привыкала к тому, что теперь не могу решать что-то сама, зато могу рассчитывать на совет и помощь Матвея, но для этого ему нужно говорить о проблеме и прислушиваться к тому, что он говорит.
Эта наука давалась мне с большим трудом, но и Матвею было нелегко — у него тоже был не такой уж большой опыт совместной жизни с кем-то. У меня же его не было вовсе. И мы притирались друг к другу, интуитивно нащупывая правильные ходы.
Даже совета спросить мне было не у кого — мама давно умерла, а единственная подруга Оксана сама теперь в разводе.
Как ни кощунственно звучит, но преодолеть все сложности нам помогла реабилитация Матвея после тяжелого ранения в грудь.
Я возила его на процедуры, все время была рядом и даже дома заставляла делать упражнения до тех пор, пока Матвей не падал без сил.
— А как ты хотел? Ты хирург, тебе руки нужны, выносливость, чтобы у стола стоять по нескольку часов, — уговаривала я, лежа рядом с ним на полу и глядя на то, как вздымается от тяжелого дыхания его грудная клетка.
— Мне кажется, Деля, я уже никогда не встану за операционный стол, — сказал однажды Матвей, закрыв глаза. — Одышка, рука дрожит…
Это меня так испугало, что я долго не могла вымолвить ни слова. Я уже проходила такое в жизни — давно, еще в молодости, и тоже с хирургом после огнестрельного ранения.
Нет, я не позволю Матвею сдаться.
И я не позволила. Мы сделали все, что только было возможно, однако Мажаров сам принял решение не возвращаться к операциям.
— Не могу я постоянно бояться за чужую жизнь, — сказал он мне как-то за ужином. — Ты только представь, какой урон я нанесу репутации твоей клиники, если из-за своего состояния причиню вред пациенту? Перехвачу лицевой нерв, например, и все — жизнь искалечена. Нет, Деля, я на это права не имею.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу