– Грустная история.
– Обыкновенная, – не согласился Ванек. – Житейская история. И тебя, мать, ждет то же самое.
– Через восемь лет?
– А это у всех по-разному, – утешил Ванек. – Может, вы с Пашкой дольше продержитесь.
– Вот спасибо! Добрый ты, Тепляков!
Ванек плеснул себе щедрую порцию виски. Я быстро накрыла свою стопку ладонью.
– Мне не нужно.
– Как хочешь, – не стал он уговаривать. – Мне больше достанется.
Зазвонил телефон. Опередив меня на секунду, Ванек поднял трубку.
– Слушаю вас!
Я вырвала у него трубку. Господи, неужели Пашка? Что он про меня подумает?! Но, услышав знакомый голос, перевела дух. Это была Катька, моя лучшая и единственная подруга.
– Мария, в чем дело?! Что за хмырь у тебя сидит? – бушевала Катька.
– Это не хмырь. Это Тепляков.
– Придурок! Он что, решил устроить тебе развод?
– Да нет, – ответила я, наблюдая за Ванькой, который резво опрокидывал стопку за стопкой. – Просто он уже ничего не соображает.
– Пьяный, что ли? И чего ты его дома держишь?
– Сейчас допьет свою бутылку и уйдет.
Ванька ухмыльнулся и пообещал:
– Щас! И не мечтай! Я у тебя ночевать останусь. Лягу в зале, под Левитаном.
– Где Пашка? – потребовала отчета Катя и, узнав, что в командировке, резюмировала: – Ну понятно! Муж в дверь, а жена в Тверь!
– Кать, не говори глупости. Лучше приезжай в гости. Сейчас Тепляков окончательно окосеет, и я с ним не справлюсь. Он у меня в гостиной ночевать собирается. Под картиной Левитана.
– Скажи Теплякову, чтобы губу не раскатывал. Ночевать он будет у себя на диване под собственным лубочным шедевром «Москва пряничная».
– Не получится, – ответила я. – Шедевр сегодня продали.
– Отлично! – обрадовалась Катерина. – Выходит, Тепляков при деньгах? Держи его крепко! Он мне до сих пор две тысячи должен! С прошлого года, представляешь?! Все, еду.
– Тепляков, сейчас нагрянет Катерина, и тебе придется расплачиваться.
– За что? – не понял уже изрядно окосевший Ванек.
– За все! Ты почему ей долг не отдал? С прошлого года зажулил, крохобор! Какие-то две тысячи!
Ванек хитро прищурил один глаз, шепотом сообщил:
– А я и теперь не отдам! Оставлю деньги себе! На память!
Он сцапал бутылку и вытряс остатки виски в синюю стопку. Уже без всякого почтения подхватил творение богемских стеклодувов и опрокинул виски в рот. Крякнул, вытер губы тыльной стороной ладони и подцепил последний кусок ветчины. Я молча наблюдала за действиями коллеги.
Все, Ванек почти готов. Бутылка небольшая, но Теплякову много не нужно. Тем паче закуска более чем скромная. Хорошо, что Катерина пообещала приехать. Одной мне выставить его не удастся.
– Угощайся, мать, – предложил гостеприимный Тепляков, икнул и не извинился; ясно – добрал нужный градус. – Слушай, организуй мне чашечку кофе, – попросил он и неожиданно признался: – Катьку боюсь. Подруга у тебя, прямо скажем, термоядерная. Налетит, как цепная реакция, я без последнего гроша останусь.
– Ты можешь умотать до ее прихода, – предложила я.
Ванек съежился, в сомнении глядя на дверь. Надо же, он Катьку и впрямь боится!
– Знаешь, мать, я пожалуй воспользуюсь парадным выходом, – решил он. – Не хочется лететь из окна седьмого этажа.
Я обрадовалась, подхватила Теплякова под мышку и поволокла в прихожую. Надела ему кроссовки, завязала шнурки, подала куртку и потребовала:
– Давай!
– Чего? – не понял Ванек. – Чаевые?
– Ключи от машины давай, придурок! Ты что, думаешь, я тебя в таком виде за руль пущу?
Ванек икнул. Почесал затылок, осведомился:
– А на чем я домой поеду?
– На городском транспорте.
– Вот еще!
– Езжай на такси.
– Денег нет! В магазине потратился!
Я только вздохнула. Пьяный-пьяный, а выгоду свою ни на минуту из виду не выпустит!
Я пошла в комнату, открыла зеркальную дверцу серванта. В самом нижнем отделении переливалась красным стеклом роскошная итальянская ваза в виде ладьи. На дне ее уютно покоились пять сотенных долларовых купюр. Я подцепила одну, вернулась в коридор, протянула деньги Теплякову.
– Вот спасибо, мать. – Ванек цепко схватил бумажку и даже поблагодарил. – Я все свои трудовые в магазине оставил!
– Давай топай, – сказала я, открывая дверь.
Ванек послушно встал, но на пороге затормозил и спросил:
– Ё-моё, а картины? В машине остались три мои картины!
– И пять моих, – напомнила я.
– Ну, твои каракули, предположим, никому не нужны… А мои народом востребованы. Я свой хлеб на ночь во дворе не оставлю.
Читать дальше