Шарль Эксбрайя: Вы помните Пако?

— Я с вами разделаюсь, Люхи! — завопил он. — И с вами, и с этим дурнем Мартином!

На губах Мигеля снова появилась улыбка, совершенно выводившая каида из себя.

— Это нелегко, Виллар, подонки из «баррио чино» еще не захватили власть в Барселоне. Так что, может, тем временем поговорим о Пако?

— Повторяю вам, я его не знаю!

— А я повторяю, что вы лжете.

Дон Игнасио встал.

— Вы уже закончили свой номер? В таком случае, прошу вас уйти, пока я не позвонил вашему начальству спросить, позволяет ли вам закон являться ко мне с оскорблениями.

— Ни закон, ни начальство не помешают мне выполнить то, что я считаю своим долгом.

Виллар пожал плечами.

— Ваш долг…

Люхи встал, и, поскольку дон Игнасио торопился его выпроводить, мужчины снова оказались лицом к лицу.

— Видите ли, Виллар, я сын полицейского, убитого в «баррио чино»…

— Ну и что?

— А то, что я поклялся заставить убийцу отца уплатить по счету.

— Значит, вы хороший сын, и это вполне в традициях нашей страны. Но какое отношение эта семейная история имеет ко мне?

— Это вы его убили.

— Я?

— Или, во всяком случае, помогли это сделать… еще в те времена, когда работали на Хуана Грегорио.

— Так ваше ожесточение против меня выросло из навязчивого желания малыша отомстить за папу? Очень трогательно, инспектор! Только вам будет чертовски трудно доказать, что это давнее преступление совершено мной. К тому же вы наверняка знаете, что не в моих привычках баловаться с ножом.

— Так вам в довершение всего прочего известно, что его зарезали?

Дон Игнасио прикусил губу.

— Именно это оружие чаще всего используют в «баррио чино».

— Так не его ли ваши люди пустили в ход, чтобы избавиться от Пако Вольса?

Виллар с жалостью взглянул на полицейского и покачал головой.

— Вы ужасно упрямы, инспектор.

— Невероятно.

— Стало быть, этот Пако принадлежал к числу ваших друзей?

— Это вас не касается.

— Странные мысли иногда приходят в голову… Например, послушав вас, я начинаю думать, уж не был ли парень, которого вы разыскиваете, подсадной уткой, подкинутой вами Пуигу, чтобы мне навредить…

— Выходит, работая у Пуига, можно навредить вам? Каким образом? Возможно, понаблюдав, что там творится за закрытыми дверьми?

— Вот это воображение! Ну, инспектор, возвращайтесь, как паинька, к себе на работу. Дельце не выгорело.

Мигель уже направился было к двери, но, услышав его слова, резко обернулся.

Виллар с напускным добродушием подмигнул.

— Ба! Мне известно, как трудно живется на жалкую зарплату служащего, — заговорщическим тоном заметил он. — Вот вы и смекнули, что Игнасио Виллар богат, а потому вполне можно попытаться вытянуть из него несколько тысчонок песет, малость пошантажировав… во имя сыновней любви…

Мигель Люхи отвесил дону Игнасио такую оплеуху, что тот покачнулся и умолк, не успев договорить. Оба на мгновение остолбенели. Полицейский прикидывал, чем для него может обернуться такая несдержанность. Что до Виллара, то его просто парализовало от изумления. Впервые за последние тридцать лет на него осмелились поднять руку. Лицо бандита пылало, голова шла кругом. В душе его боролись страх и дикая жажда убийства. Страх — ибо подобное бесчестье рушило целый мир, мир, где царил дон Игнасио, где его боялись и слушались. В то же время Виллара душила бессильная ярость, ибо этот убийца прекрасно понимал, что не может сейчас же, на месте прикончить Люхи. Но более всего дона Игнасио терзала мысль, что он перестал быть прежним, великим каидом. Мертвенно бледный, он стоял, прикрыв глаза и не чувствуя, как по лбу стекают струйки пота.

— Я убью вас, Люхи, — хрипло пробормотал Виллар, — убью за то, что вы сейчас сделали…

Но к Мигелю уже вернулось самообладание, и он решил воспользоваться смятением противника.

— А пока, может, все-таки поговорим о Пако Вольсе?

Игнасио Виллар не выдержал. Воля его ослабла и ослепление ярости заставило отбросить привычную осторожность.

— Пако Вольс — ваш друг? Так вы его еще увидите, не беспокойтесь!

Немного помолчав, каид тупо, сам не понимая, что говорит, добавил:

— И я даже уверен, что вы его увидите очень скоро!

— Почему?

Улыбка Виллара больше походила на гримасу.

— Да так, пришло в голову…

Мигель пересек комнату секретарши, снова не обратив на девушку никакого внимания, как вдруг, уже у двери, словно почувствовав в воздухе странное напряжение, обернулся. Инспектора поразил тяжелый, колючий взгляд этой невзрачной особы. Он уже собирался спросить, в чем дело, но девушка вдруг снова превратилась в ничем не примечательную мелкую служащую и склонила голову над письмами. Изумленный полицейский подумал, что из-за ссоры с Вилларом у него, должно быть, разыгралось воображение.