Карло Шефер - Кельтский круг

— Знаете, когда я забирала вещи из этой квартиры, вас никогда не было дома, фрау Ильдимир. Я спрашивала себя: где находится моя дочь в такое время?

— Ильдирим меня зовут…

— Я часто бываю одна, это точно, — подтвердила Бабетта.

Опекунша молчала и жалела, что сидит не в темноте.

— А потом моя дочь сказала мне то, чего вы не знаете, фрау Ильдирим. Это наводит меня на нехорошие мысли, раз ребенок не решается говорить вам такие вещи, фрау Ильдирим.

— Не обязательно повторять мое имя каждую минуту, даже если вы его наконец выучили. Сама я уже давно знаю, как меня звать.

— Часто она такая агрессивная? — С подчеркнутым добродушием фрау Шёнтелер обратилась к девочке и положила ей руку на плечо.

Бабетта, казалось, съежилась. Она молча потрясла головой и наклонила голову.

— Я установила контакт с твоим отцом. — Вот он, ее козырной туз. Тонкая, торжествующая улыбка заиграла на ее обновленном, здоровом лице.

Бабетта встрепенулась. Ильдирим с трудом удержалась, чтобы не проделать то же самое.

— Ты ведь всегда говорила, что он мной не интересуется. — У девочки задрожала нижняя губа.

— На групповой терапии в клинике, — сложное предложение без грамматических ошибок — поистине, она сделала шаг вперед, — мы все учились заново обдумывать свою жизнь. Прежде я никогда не старалась убедить твоего отца, чтобы он занимался тобой. Тогда я это поняла и так разволновалась, что стул показался мне горячим.

«Надеюсь, ты обожгла себе задницу», — подумала хозяйка квартиры, все больше теряя терпение, но пока еще покорная судьбе. Стремясь выплеснуть накопившееся в ней зло, она пошла в кладовку и вернулась с бутылкой хереса. Но похоже, фрау Шёнтелер это не впечатлило.

— Вот так я наладила контакт…

— Что делает мой отец? — Голос Бабетты был еле слышен.

— Он живет в Мелле возле Оснабрюкка. У него строительная фирма. — Мать выглядела так, словно сама внезапно оказалась в большом бизнесе. — Он хочет познакомиться с тобой, дочка.

Глаза девочки наполнились слезами.

— Мне хочется жить у тебя, — сказала она Ильдирим. — Но я еще никогда не видела отца…

Прокурор устало кивнула. Разве можно сердиться на девочку? Да и вообще, с какой стати она отбирает у женщины ее дочь? Она набрала полную грудь воздуха:

— Так, фрау Шёнтелер. Бабетта все чаще и чаще приходила ко мне, потому что вы все меньше о ней заботились. Вы принимали у себя внизу мужчин, сейчас я могу уже сказать, как все было. Комиссия по делам молодежи поручила мне заботиться о Бабетте, и поручение действует до сих пор. Девочке пора спать, сейчас слишком поздно. Отец пускай позвонит мне, и мы договоримся о форме общения. На сегодня хватит.

— Уж он позвонит, — зловеще пообещала Шёнтелер, — это точно, как аминь в церкви. Он тоже считает, что дочь должна жить у матери.

Ильдирим встала:

— Я сказала, на сегодня хватит. В следующий раз позвоните, если будете опаздывать, иначе разговор не состоится.

— Дорогая моя, я с радостью осталась бы с тобой здесь или забрала тебя к себе. — Шёнтелер смотрела на сонную дочь с новым чувством. — Но сейчас ничего не получится, потому что тетя Ильдирим запрещает. Только, дочка, то, что ты мне сказала, это мы должны сказать фрау Ильдирим прямо сейчас. Она не станет тебя ругать, если я буду рядом.

— Скажи лучше ты, — торопливо прошептала Бабетта. Такой она когда-то пришла в эту квартиру, совсем тихой и робкой. Чувство нежности вернулось к Ильдирим, смешавшись с разочарованием.

— Дело в том, — торжествующе объявила мамаша, — что Бабетта видела убийцу, того самого, ненормального, который говорил про плазму.

Шум в правом ухе Ильдирим замер, описал безумный круг по ее телу и внезапно возник с другой, левой стороны.

Шаги? Иногда Тойер слышал, как в нижней квартире ходила соседка-пенсионерка, бывшая банковская служащая, но сейчас она в отъезде. Снова легкий шум, тихий, словно крадется тень, тихие шаги по ковровому покрытию. Дверь в гостиную была лишь прикрыта. Теперь сыщик окончательно проснулся. Если он сейчас резко встанет, тоже возникнет шум. Он выпрямился очень осторожно. При ночном освещении спальня показалась ему совсем маленькой. Он поглядел в щелку, насколько это ему удалось. От света, лившегося с Брюккенштрассе через окно, на стене гостиной плясало зеркальное отражение узора на занавесках. Нет, это невозможно. Точно невозможно. Почему именно он должен стать очередной жертвой убийцы? Но почему нет?

Между стенами и занавеской возникла тень. Черная.