Дуглас Энефер - Великолепная западня

Я взял бумажник из ее тонких пальцев и присел рядом с ней. Он открыл глаза и уставился на меня. Я нагнулся еще ниже, чтобы засунуть бумажник ему в карман.

- Ты, подонок, здорово дерешься, - прошептал Гарри.

- Мне по штату положено.

- Я не жалуюсь.

Он говорил тихо и я, нагнувшись к его уху, стал шептать. Она была уже у дверей. Присоединившись к ней, я сказал:

- Он это заслужил, по крайней мере, из-за меня.

Она взяла меня под руку и слегка прижалась к ней грудью.

Бармен полировал грязным полотенцем очередной стакан.

13

Теперь вокруг нас была пустыня, уходящая в необъятное великолепие ночи. Ветер, врывающийся в открытое окно машины, нес в себе дыхание ледяных озер в горах.

Она остановила машину на развилке и выключила фары.

- Что дальше... Лорелея?

Она придвинулась ко мне. Я почувствовал ее бедро и ощутил дыхание на своей коже.

- Еще четверть мили или немногим больше... Ты первый раз назвал меня по имени, Дейл.

- Ты знаешь, зачем мы сюда приехали?

- Я... я не уверена. За Бертли, нет?

Я смотрел вперед, стараясь хоть что-нибудь различить в кромешной тьме.

Она рассмеялась.

- Слишком темно.

Она достала зажигалку и два раза безуспешно чиркнула.

- Работает. Думала сначала, что кончился бензин.

- Что станем делать? Пойдем пешком?

- Если не хотим выдать себя, то пойдем.

- Даже тогда это будет небезопасно.

- Придется рискнуть, - сказала она и, откинувшись на сиденье, чиркнула зажигалкой.

- Вы были там раньше?

- Конечно, нет.

- Я думаю... - она прервала меня на полуслове.

- Не думай, поцелуй меня.

- Я полагал, что второго шанса у меня не будет.

- Женщина имеет право передумать.

- Возможно, но я не передумал.

Она прижалась ко мне. Ее губы жадно искали мои и, наконец нашли.

- В чем дело! - требовательно выкрикнула она, оторвавшись. - Ты не хочешь? Не отвечаешь? Поцелуй меня крепко-крепко, дорогой и положи мне руку на грудь, можно...

Вдруг она вырвалась, даже не взглянув на меня... и я слишком поздно среагировал.

Что-то твердое уперлось мне в спину и знакомый голос проворчал:

- Ну, вылезай, малышка!

Лорелея птицей выпорхнула из машины. Это был Мел Кулгрен.

Она увидела его раньше, чем я, и сделала все, чтобы я его заметил как можно позже.

Сжав зубы, она подняла руку с длинными ногтями и ударила меня по щеке. Кольца были с камнями и я почувствовал, как по щеке побежала кровь. Неплохой удар для женщины.

- Ты слышал, подонок, что тебе сказали? Выскакивай из машины и не шуми! - зашипела Лорелея.

Я вылез, чувствуя, как пистолет Кулгрена пересчитывает мне позвонки.

- Я думала, что ты насторожишься когда я стану щелкать зажигалкой. Для частного детектива ты не слишком умен.

Я то насторожился, но не рассчитывал, что она кинется мне на грудь. Но с ее стороны тоже было нетактично использовать свою "проницательность".

Он улыбнулся мне одним ртом, а глаза его поблескивали. Я покосился на его пистолет. "Полиспейшел-38". Когда-то, должно быть, его носил полицейский - молодой парень вышедший на первое задание. Парень жил с женой в маленьком городке и получал в неделю ровно столько, сколько тратил Кулгрен на выпивку для своих дружков. Теперь парнишка мертв, а Кулгрен стреляет из его 38-го. Или это был старый коп, слегка циничный, опытный, проживший в участке полжизни за низкую плату и ежедневный шанс получить пулю в спину. Но без него и без таких молодых парнишек нам пришлось бы только полагаться на милосердие друг друга.

- Этот пистолет полицейского? Если ты убил полицейского, тебе будет плохо, Кулгрен.

Он сглотнул и поднял пистолет повыше, но Лорелея промурлыкала своим музыкальным голосом:

- Нет, не теперь... Мел.

- Ты или твой приятель убили Лолу Шеал, потому что она знала слишком много. За это я до тебя доберусь, Кулгрен.

- Ты не успеешь, милый, - ответила миссис Дрейк. - Иди вперед и помни, если начнешь дурить, то у меня есть пистолет.

Мы обошли развилку и поднялись немного вверх. "Старое ранчо" светилось между деревьями, рядом плескалась теплая вода бассейна.

Подойдя к домику, Кулгрен сказал:

- Теперь зажги свет, Джонс.

В одной из комнат дома засветили окна и мы вошли внутрь. Это была огромная гостиная, когда-то сверкавшая позолотой, как и все в этом пустом, обветшавшем доме. Мебели почти не было - кресло, обтянутое шкурой, стол, покрытый пылью и грязью, на четырех витых ножках, драная тряпка, отдаленно напоминающая ковер, другое кресло с отломанным подлокотником, придвинутое к закопченному камину.