- Елизавета, простите ли вы меня за то, что я сделал вас несчастной?
- Мне... мне нечего прощать вам, - проговорила она, заикаясь, - это вы...
Румянец заливал ее лицо и шею. Крошечная иголка вонзилась в ее сердце. "Это боль радости, - как в тумане подумала она, - боль счастья и зарождающейся надежды".
- Значит, мы прощаем друг друга! - горячо вскрикнул он. - Прошлого больше не существует. Ели завета Алексеевна, согласны ли вы вернуться ко мне?
Какое-то мгновение она сидела, не двигаясь и не отвечая, чувствуя, как оковы, ставшие уже частью ее самой, внезапно пали. И вот она была от них освобождена, и в ней поднялась вся сила ее любви к нему, любви, которая никогда не умирала.
Она стояла на коленях у его ног, прижимая к губам его руку, а он улыбался ей.
- Вы согласны? Вы так нужны мне.
- О, Александр! Я так молилась, чтобы однажды вы попросили меня об этом! Я всегда любила вас, всегда... и теперь я сделаю вас счастливым.
- Моя дорогая жена, - прошептал он и впервые за более, чем двадцать лет их совместной жизни поцеловал ее в губы.
Дремавшая в Елизавете страсть пробудилась при первом прикосновении Александра. Пробудилась с горячностью той девушки, чья неопытность и чувственность когда-то оттолкнули его. Она была его женой, и теперь они примирились, но в мужчине, который держал ее в своих объятиях и пошел вместе с ней в ее спальную, страсть давно уже умерла. Это был больной, уставший человек. Он просто заснул, положив ей голову на грудь.
И в темноте своей комнаты она покорилась этому молчаливому соглашению, и ее разочарование уступило место благодарности за то, что их отчуждению пришел конец. И хотя между ними не было никаких сексуальных отношений, она шла на все, чтобы сделать его счастливым, и он казался действительно счастливым, впервые за последние десять лет. Вместе они проводили спокойные вечера, когда императрица что-то шила, а одна из ее придворных дам читала им вслух. Она часто поднимала глаза, чтобы обменяться понимающим взглядом с мужем, в то время как Двор с удивлением обсуждал сложившуюся ситуацию и посмеивался у них за спиной.
Герой 1812 года, легендарный сластолюбец, кто так верно следовал по стопам своей бабки, практически настраивался теперь на скучную домашнюю жизнь со своей собственной супругой! Это было почти неприлично, заявили острословы, но продолжалось это до тех пор, пока не выяснилось, что их отношения были платоническими.
Придворный врач сэр Джеймс Вили объявил, что сердце императрицы слишком ослабло.
В первые месяцы 1825 года Елизавета серьезно заболела. Она часто теряла сознание и жаловалась на ужасную боль в груди; боль в том самом месте, подумала она однажды ночью, где в юности она чувствовала боль при мысли об Александре.
Муж ее подолгу бодрствовал у ее кровати, поглаживая ее холодную руку; один его вид придавал ей силы.
- Вы мне очень нужны, - не переставая, убеждал он ее, и она продолжала бороться со смертью скорее ради него, чем ради себя.
К лету она выехала на выздоровление в Царское Село, и, когда Александр вернулся из одной из своих инспекционных поездок по стране, у него произошло совещание с врачом сэром Джеймсом Вили.
- Ей гораздо лучше, ваше величество, - высказался сэр Джеймс. - Должен признаться, что я не ожидал, что она сможет поправиться. Но у нее очень сильная воля, и, как я полагаю, на самом деле ей помогла выжить привязанность к вам.
- Что бы вы могли порекомендовать для полного ее выздоровления, сэр Джеймс? - спросил император.
Вили заколебался. Он слыл очень проницательным человеком и служил императорской семье уже в течение многих лет и он нисколько не сомневался, кто и о ком на самом деле заботится.
- Бедняжка, - часто шептал он, глядя, как императрицу сотрясали один за другим сердечные приступы; и сейчас он вновь повторил про себя эти слова, пока раздумывал, как ему ответить Александру. "Бедняжка, - думал Вили, если он будет знать правду, то, возможно, внимательнее отнесется к ней". Охватившая его жалость заставляла его говорить обрывисто и резко.
- Полного выздоровления не будет, - вынес свой приговор Вили, простите меня за то, что я говорю прямо, ваше величество, но императрица не сможет прожить долго. Если мы все будем о ней заботиться, то жизнь ее продлится еще немного, но это все, на что мы можем рассчитывать. Самым первым требованием будет смена климата зимой. Ей нужно поехать куда-нибудь, где теплый и мягкий климат. Если же она проведет еще одну зиму в Санкт-Петербурге, то я не возьму на себя, смелость отвечать за ее здоровье.
Читать дальше