Эвелин Энтони - Орлы летают высоко

Ему следовало, развестись с ней. Фактически, после его возвращения из Италии, когда он имел доказательства ее измены, он почти решился на это; но ее слезы вместе с мольбами его приемных детей заставили его передумать. Любовь умерла, но какое-то чувство еще оставалось. Она была глупая и какая-то беззащитная в том жестоком мире, который он создал, и он не мог заставить себя бросить ее. А в темноте она была еще способна вызывать в нем ту бурю чувств, которую он больше никогда ни с кем не испытывал. Но была одна потребность, которую не мог удовлетворить весь репертуар ее сексуальных уловок, новая потребность, которая С каждым днем становилась все насущнее.

Он влез на трон Бурбонов и основал династию, но у него не было наследника, который мог бы стать его преемником. У него были только братья и сестры, и никто из них не был способен удержать то, что он завоевал.

А Жозефина больше не сможет выносить ребенка.

Она все продолжала улыбаться ему.

- Я так счастлива, что встреча прошла успешно, но я в этом и не сомневалась. Вы так умны, - на этот раз она не смогла сдержать зевок, прикрыв рот кончиками пальцев; ручки у нее были прелестными, крошечными, с тонкими пальчиками. И зевок, и сопровождающий его взгляд были откровенно приглашающими.

Наполеон взглянул на нее, вспоминая те времена, когда он вымаливал то, что теперь она предлагала ему сама. Бесконечные отговорки, головная боль, которая заканчивалась тут же, как только он уходил из дома; призывы быть осторожным: "Ты мне делаешь больно, ты порвал мою одежду, о, Наполеон, пожалуйста, не сейчас..."

А теперь у него нет сына, который стал бы наследником.

Он поднялся, склонился над ней и холодно поцеловал ее в щеку.

- Я вижу, вы устали, мадам. Я вас оставлю, у меня очень много работы. Спокойной ночи.

На следующее утро Бонапарт послал за своим министром иностранных дел Талейраном, который получил титул Беневентского князя после того, как ограбил Австрию по Пресбургскому договору. Обговорив условия недавнего договора с Россией, Наполеон поразил Талейрана тем, что предложил еще более тесный союз между двумя странами.

- Если бы я решился на развод с Жозефиной, - неожиданно сказал он, - то я мог бы жениться на сестре Александра Екатерине.

Шарль Талейран де Перигор был аристократом по происхождению. В результате несчастного случая в детстве он стал хромым, и хотя он был старшим сыном, семья лишила его права стать наследником отца и определила на учение при церкви. Но юный семинарист вскоре приспособился служить Богу на собственный вкус и поступал так и дальше на протяжении всей своей жизни. К началу Революции аристократ Талейран, архиепископ Аутунский, стал известным якобинцем и вольнодумцем.

Его острый ум, в самой своей основе циничный по отношению абсолютно ко всему, понимал не только то, что старый режим обречен, но и то, что он это заслужил. Поэтому без малейшего сомнения он стал союзником врагов своего класса и своей церкви. И тогда немедленно развился его талант интригана, талант, который оказался таким же удивительным, как и его успех у некоторых самых красивых и значительных женщин Франции. Это был худой, нездоровый на вид человек, со вздернутым носом и блеклыми глазами, которые позже напоминали его врагам Робеспьера. Его самонадеянное безразличие оскорбляло всех тех, с кем он не считал нужным поддерживать отношения ради своих интересов.

Интеллект его был настолько же холоден, насколько горячи его чувства. Именно его интеллект подсказал ему, что необходимо подружиться с Дантоном; и в союзе с беспощадным, яростным революционером этот отлученный от церкви архиепископ направил усилия на свержение с трона короля Луи и провозглашение Республики. Им это удалось, и за то, что Талейран смог найти оправдание заключению в тюрьму королевской семьи, Дантон позволил ему сбежать в Америку до того, как начались массовые убийства аристократов в сентябре 1792 года. Сам Дантон попал на гильотину, подхваченный силой потока, который он же и выпустил.

Талейран дождался того момента, когда падение Робеспьера дало ему возможность вернуться во Францию, и пошел на службу Директории. Теперь им руководил другой могущественный человек, директор Баррас. Талейран тут же приспособился к коррупции и декадентству нового режима с легкостью хамелеона, меняющего окраску, чтобы слиться с тем, что его окружает.

Он был проницательным человеком, убежденным в том, что резкость перемен всегда уравновешивается их неожиданностью. Для него пустой и аморальный период Директории был только переходом от лохмотьев и кровопролития Революции, переходом, который вел к чему-то новому. Талейран выжидал.