Валерия Вербинина - Отравленная маска

Амалия перевела дыхание. Что ж, по крайней мере, приятно знать, что ее собирались убить не из-за жалкой пригоршни золотых, а из-за настоящего богатства.

– И что же это за условия? – спросила она, вертя в руках обломки карандаша.

Ага, попалась птичка, решил пан Генрик. И с важным видом стал загибать пальцы.

– Первое: он официально удочерит вас, и вы возьмете его фамилию. Вполне разумное требование, если учитывать, что удочерение упростит процедуру введения вас в наследство, ведь после кончины пана Бронислава могут появиться разные… бескорыстные родственники, которые могут попытаться оспорить завещание под тем предлогом, что вас с паном Млицким ничто не связывает. Удочерение выбьет у них почву из-под ног. Затем второе: насколько нам известно, вы крещены в лоне православной церкви. – Пан Квятковский поджал губы. – Пан Бронислав – добрый католик и предпочитает, чтобы вы тоже держались этой религии. В сущности…

Амалия опустила глаза. Перед ее внутренним взором ожила картина: Амалия Млицкая, одетая по последней парижской моде, выходит из костела, милостиво раздавая подаяние гнусавящим нищим. И – тут же – смыв костел, солнечный день и будущую мадемуазель Млицкую, появился седой месье с моложавым лицом, лукавым прищуренным взором и лихо подкрученными усами. Это был Генрих Четвертый, тот самый, который, меняя веру, заявил, что Париж стоит мессы.

– По-моему, мадемуазель, – объявил Генрих весьма непринужденно, – вы чем-то опечалены. Я непременно должен вас утешить.

Амалия яростно воззрилась на призрачного ловеласа. Генрих (Четвертый), поняв намек, вздохнул, поклонился и исчез. Генрик (Квятковский), увы, не исчез никуда и продолжал бубнить монотонным голосом:

– Условие третье: вы обязуетесь переехать к моему клиенту и не оставлять его, пока милосердный бог не приберет его душу. Пан Млицкий очень одинок, – извиняющимся тоном добавил поверенный. – Четвертое: замуж вы выйдете за того, кого он вам укажет, или, по крайней мере, только с его согласия. Пан Млицкий не хотел бы, чтобы его богатства попали в ненадежные руки, и, я полагаю, – тут голос поверенного стал тих и вкрадчив, – именно поэтому он выбрал в качестве наследницы вас, а не вашу мать. Пятое… – Пан Генрик наморщил лоб, – после его смерти вы должным образом позаботитесь о его родственниках, в частности, о его невестке Марии. Разумеется, пан Млицкий выделит им какую-то часть в завещании, но он бы просто хотел, чтобы вы не забывали их.

– Я никогда их не забуду, – произнесла Амалия внезапно. – Особенно Марию.

Пан Генрик скептически покосился на нее. Каким-то уж больно странным тоном девушка произнесла последние слова, ну да бог с ней.

– Это все? – спросила Амалия.

– Да, все, – ответил поверенный. – Так каково же будет ваше решение? Вы принимаете наши условия?

Амалия метнула на него острый взгляд. Пан Генрик сидел, уперев локти в подлокотники кресла и сложив руки кончиками пальцев. Хитренькая торжествующая улыбочка змеилась по его лицу. Он не сомневался, что ответ будет положительным.

– Скажите, – мягко осведомилась Амалия, – ведь пан Млицкий поддержал процесс мошенника Луговского против моего отца?

Квятковский изумился. Улыбка стекла с его лица.

– Видите ли, панна Амалия, это совсем давнее дело, и потом, надо принять в расчет чувства пана Млицкого. Он был очень привязан к вашей матери, и вдруг ему предпочли другого. Естественно, что пан Бронислав обиделся и…

– Если он был так к ней привязан, – холодно спросила Амалия, – то отчего же не женился на ней? Чего он ждал?

Пан Генрик тревожно заморгал глазами.

– Право же, вы слишком многого требуете от меня, панна Амалия… Я не осведомлен о… о чувствах пана в такой степени, как вам хотелось бы.

– Из-за того, что пан Млицкий всеми правдами и неправдами вредил моей семье, – резко сказала Амалия, – мой отец разорился и в конце жизни вынужден был залезть в долги, из которых мы до сих пор не можем выбраться. Возможно, именно эти прискорбные события и ускорили его кончину.

Поверенный заерзал на месте. Нет слов, ему было досадно, что Амалия знала о том, что Млицкий разорил ее семью, и еще досаднее, что она приняла случившееся так близко к сердцу. Однако Генрик нашел вполне убедительное, как ему показалось, оправдание действиям своего патрона.

– Пан Бронислав всю жизнь мучился сознанием вины из-за неприятностей, причиненных вашей семье. Теперь он пытается загладить содеянное, и вы не можете отрицать, что это весьма благородно с его стороны.