- Билл крепче, чем вы думаете, - сказал Даррелл.
Мисс Прюитт профессиональным движением всадила иголку и быстро ввела снотворное.
- Ни один из нас не может сравниться с вами, Сэм Даррелл, - произнесла она. - Но вполне возможно, что и вы, прежде чем вся эта история закончится, узнаете о себе что-то новое.
Даррелл тщательно обыскал всю квартиру Черчилля. Однажды он уже был здесь - пару недель назад, когда приехал в Токио. В узкой гостиной японская мебель смешалась с европейской: чертежная доска с приколотыми эскизами, стол красного дерева, настенные фотографии зданий, разработанных самим Биллом, книжные полки, набитые архитектурными журналами, толстая антикварная книга по японскому искусству, две гравюры современного художника Саито Киеши, три тончайшей работы орнамента менуки с рукоятей старинных мечей, два ружья японского производства и небольшой шкафчик, уставленный изящными резными нецуке.
На стенах висели свитки с картинами Йоко Камуру. Манера письма у неё была удивительно легкая и воздушная. Йоко предпочитала пастельные тона и тонкие мазки, но линии были не по-женски четкими и уверенными.
На столе красовалась цветная фотография Йоко в картонной рамке. Даррелл знал, что по-японски Йоко значит "солнечный свет" - лицо изображенной на фотографии девушки и впрямь одухотворенно светилось. Черные волосы были традиционно подстрижены, а лучистые миндалевидные глаза источали какой-то особый внутренний свет. На Йоко было расшитое кимоно и она улыбалась. Зубки ровные и белые, отметил Даррелл. Интересно, на что она смотрела, когда Билл Черчилль снимал её. Даррелл взял со стола бамбуковую рамку, извлек фотографию и упрятал в карман.
- Вы её забираете? - спросила подошедшая мисс Прюитт.
- Да, хочу изготовить копии.
- Она очень важна для Билла.
- Я верну её.
Минут пятнадцать Даррелл тщательно обыскивал всю квартиру. Одного "жучка" он обнаружил в телефонной трубке - с помощью такого миниатюрного микрофончика слушать и записывать все разговоры, которые велись у Черчилля, можно было, находясь на расстоянии полумили от его квартиры. Второе подслушивающее устройство было запрятано в люстру. Даррелл проверил также окна спальни, ванную и стенные шкафы. Билл Черчилль спал, мирно посапывая во сне. Мисс Прюитт поправила ему постель, взбила подушки, обтерла лицо спящего и заклеила пластырем ссадины. Билл заворочался и глухо застонал.
- Вы знаете домашний адрес Йоко Камуру? - спросил Даррелл.
Мисс Прюитт вопросительно посмотрела на него.
- А вы не нашли его в столе Билла?
- Нет.
- Но ведь её там нет.
- Я бы хотел осмотреть её квартиру, - тихо сказал Даррелл. - Эта девушка помогла бы нам решить многие проблемы.
Мисс Прюитт с сомнением покачала головой, но потом все же ответила:
- Йоко живет в Нагата-те, Кийода-кю. - Она назвала также улицу и номер дома. - отсюда это рукой подать. Ее район славится японской архитектурой.
Даррелл вынул из кармана фотоснимок улыбающейся девушки и ещё раз посмотрел на него. Оставив все подслушивающие устройства на месте, он выключил свет, жестом пригласил мисс Прюитт выйти, после чего вышел сам и запер дверь.
Глава 7
В полукруглой комнате царил сумеречный полумрак. Когда-то маленький зал служил оперативным штабом американской армии; теперь же там, где прежде были развешаны карты, дорожные схемы и макеты, висели лишь довольно скромный портрет американского президента и огромная панорамная фотография Капитолийского холма. По углам затаились полуночные тени. Единственная зажженная лампа стояла на столе, прятавшемся в нише. За столом никто не сидел. В комнате повисла тишина, которую время от времени нарушало только прерывистое дыхание Мелвина Каммингса. Внезапно Каммингс взорвался:
- Где вас столько времени носило, Каджун? И что за бардак вы тут развели? Я весь вечер до вас дозванивался. Сперва вы были заняты, потом вообще исчезли. Куда вы пропали?
- Я выручал своего последнего, если не считать шофера Синье, агента.
- Ваши люди умерли?
- Да.
- От чумы?
- Да.
Мелвин Каммингс, заместитель Госсекретаря по общественным связям со странами азиатского и тихоокеанского региона, и не только по ним, не стал утруждать себя лишними соболезнованиями. "Медоточивый лис" прекрасно владел искусством умасливания, всегда умея выдать черное за белое и поклясться в открытости и бескорыстности американской политики - даже в тех случаях, когда политика сводилась к языку пушек и пулеметов. Нельзя сказать, чтобы Даррелл ненавидел этого скользкого пухленького человечка - нет, он просто в открытую презирал его.
Читать дальше