Даниэль Клугер: Смерть в Кесарии

Он поднялся, прошел в кабинет. Походка была чуть неуверенной. Вернувшись в кухню, он положил оба портрета перед собой.

– Классная компания… Вернее, классическая. Питье на троих, – он попытался приставить оба портрета к стеночке, чтобы видеть глаза собутыльников. С портретом Ари это удалось сразу. С портретом Шмулика – нет, все время сворачивался в трубочку.

– Ну что ты, в самом деле, на ногах не стоишь… – сердито пробурчал Розовски. – Еще даже не пили. Берите пример с Ари. Крепко стоит, не то что некоторые… – он осекся. – Собственно, почему я сразу не заметил? Ну-ка… – он осторожно взял обеими руками портрет Розенфельда, приподнял его на уровне глаз.

В отличие от портрета Шмулика, этот был наклеен на планшет из очень плотного картона. Конечно, это мог сделать и художник. В конце концов, потрет Бройдера он рисовал в спешке, а тут…

Нет, вряд ли. Скорее, все-таки, бумагу на картон наклеил либо сам Ари, либо его супруга.

Натаниэль положил портрет на стол, задумался. Что-то такое было еще в письме. Что-то, о чем он сейчас подумал совсем по-другому…

Натаниэль отыскал в ящике письменного стола письмо Розенфельда, быстро пробежал его глазами, потом еще раз прочел с самого начала.

Ага, вот:

«…Портрет, как и положено портрету, отражает не только внешнее подобие объекта, но и сохраняет некую тайну его внутреннего мира…»

Натаниэль отложил письмо, снова взялся за портрет. Осторожно ощупал пальцами поверхность. Вытащил «японский» нож для разрезания бумаги и попытался отделить рисунок от планшета. Ему удалось это сделать достаточно легко и почти без потерь для бумажной поверхности.

Он внимательно рассмотрел изнанку рисунка, исписанную четким крупным почерком. Он сравнил с письмом. Рука Розенфельда. Сверху стояло слово «Ари». Дальше два столбика – какие-то названия. Розовски обратил внимание, что названия в первом и втором столбиках были одними и теми же. Различия заключались в цифрах, проставленных рядом с названиями.

– А ведь я видел нечто в этом роде, – громко сказал Натаниэль, и сам чуть испугался собственного голоса. – Да-да, – повторил он, чуть понизив голос, – видел, и совсем недавно. Где же?

Поднявшись на четвертый этаж, Розовски подошел к двери с номером 23. Под номером, по-русски и на иврите было написано: «Семья Бройдер. Шмуэль и Хана».

– Ну-ну, – пробормотал он, нажимая кнопку звонка. – Посмотрим, как жили счастливые молодожены.

После мелодичной трели за дверью послышались торопливые шаги, дверь отворилась. На пороге стояла женщина в голубых джинсах и легкой кофточке. Она с настороженным вниманием осмотрела сыщика. Розовски вежливо улыбнулся:

– Хана Бройдер?

Она кивнула.

– Это я вам звонил. Меня зовут Натаниэль Розовски. Разрешите войти?

Хана Бройдер, молча посторонилась, пропуская его в дом.

Розовски остановился на пороге салона. Обстановка была достаточно скромной, во всяком случае – мебель не блистала новизной, да и телевизор, стоявший на передвижном столике, был отнюдь не последней марки. На диване валялась груда вещей.

– Проходите, садитесь, – сказала Хана, входя следом. – У меня не очень прибрано, но вы настаивали на встрече, – она неторопливо собрала вещи.

– Прошу извинить, – собственно, за двое суток с момента их телефонного разговора можно было бы и прибрать. Розовски сел в продавленное кресло у журнального столика. – К сожалению, дело не терпит отлагательств, – сказал он и сам усмехнулся напыщенно-канцелярскому стилю последней фразы.

– Слушаю вас, – Хана не обратила внимания на его усмешку.

– По поручению руководства фирмы «Интер» я провожу расследование обстоятельств смерти бывшего президента компании Ари Розенфельда. Вы были знакомы с ним?

– Нет, – быстро ответила Хана.

– Странно, вы даже не удивились моему вопросу, – заметил Натаниэль. – Ну, хорошо… Скажите, как погиб ваш муж?

– Он поздно возвращался из Иерусалима – ездил туда по своим делам, я не знаю, по каким именно. Предполагают, что заснул за рулем. Машина остановилась на мосту в очень неудачном месте, там, обычно, проезжают тяжелогрузы, целыми колоннами. Один из таких грузовиков, доверху забитый ящиками с «Пепси-колой», сбил машину моего мужа. Возможно, он уснул, потому что был пьян.

Натаниэль заметил, что Хана произносила эти слова механически, как хорошо заученную, но неотрепетированную роль.

– Вы всегда так говорите? – спросил он.

– Как?