Анна Данилова: Куклы на чердаке

Понимая, что очень скоро мы с Соней расстанемся и, испытывая к ней чувство, похожее больше на жалость, я согласилась составить ей компанию и выпить кофе. В сущности, и говорить-то с ней было уже бесполезно — я приняла решение довериться Герману.

— Знаешь, Наташа, а ведь ты — верх легкомыслия. Сначала вот Тони, потом — бегство от родителей, и вот теперь ты тут, у меня… Тебе не страшно вот так… порхать с места на место?

— Страшно, но тебя это уже не касается. Ты заманила меня сюда неизвестно, для чего, а теперь еще и издеваешься?

— Тебе с молоком или черный?

— Да какая разница? — Мне на самом деле было все равно, какой кофе пить.

— Может, я тебя и заманила, но ты-то приехала… На что ты надеялась?

Я сделала несколько глотков кофе.

— Честно? — Я вдруг решилась сказать всю правду. — Подумала, что может, есть на свете человек, который поможет мне начать новую жизнь… В знак благодарности за то, что я, рискуя, без документов, пересекла столько границ… Ведь ты же понимала, что только человек, находящийся в отчаянном положении, способен на такой шаг…

Меня вдруг потянуло в сон, и чувство это было таким сладким, блаженным, что я, забыв обо всем на свете, крепко уснула…

Очнулась я от незнакомого мужского голоса. Открыла глаза, и поняла, что я лежу в гостиной на диване, и кто-то заботливой рукой укрыл меня пледом. За столом сидел худой высокий господин средних лет в сером костюме и голубой рубашке с синим галстуком. Лицо его было бесстрастно, как у человека, которого оторвали от важных дел и пригласили, за деньги, неизвестно зачем, в этот дом. Он терпел это свое положение, как мне стало потом ясно, исключительно из профессионального интереса. Мне назвали его имя, но я его не запомнила. Вскоре появился и другой мужчина, помоложе, в джинсах и свитере.

— Это мой муж, Эрвин, — представила мне его Соня. Она за то время, что я спала, преобразилась. На ней был безукоризненный темный костюм, белая блузка с кружевами. — Как я тебе и обещала, Наташа, мы с Эрвином сделаем все возможное, чтобы решить проблему с твоим пребыванием в Германии. — Вот этот господин привез документы, которые тебе следует подписать… Он будет зачитывать тебе его на немецком, а Эрвин, на правах профессионального переводчика (к счастью, у него есть право оказывать подобные услуги), переведет тебе его…

— Что за документ-то? — Я потерла лоб.

— Мы обязуемся положить на твой счет в банке две тысячи евро, и ты получишь документ, разрешающий тебе оставаться в Мюнхене целый год. Думаю, что за это время мы подыщем тебе работу и, если ты только пожелаешь, квартиру, после чего фирма, которая возьмет тебя на работу, заключит с тобой контракт, и, таким образом, у тебя будет уже рабочая виза…

Господин из миграционной службы открыл черную кожаную папку и скучным монотонным тоном принялся зачитывать текст. Время от времени он делал паузу, во время которой Эрвин, муж Сони, на довольно-таки сносном русском переводил мне какие-то хитроумные фразы, связанные с моим пребыванием в городе Мюнхене. Слушая его, я вдруг поняла, что совершенно ничего не теряю, соглашаясь в очередной раз принять от этой семьи волшебные евро. Я даже мысленно была согласна с тем, что время от времени будут навещать полоумную Соню, пить с ней чай… Что же будет со мной потом — время покажет…

Я откровенно зевала, слушая господина из миграционной службы, не понимая, как могло вот так сложно составлять простые, по сути, документы…

Когда же он закончил читать, он улыбнулся, показывая тонкие длинные белые зубы, и показал мне место, где я должна расписаться.

— Я распишусь завтра, — сказала я, чтобы немного позлить Соню. — Не думаю, что жизнь моя каким-то образом изменится в худшую сторону, если я позволю себе не торопиться и хорошенько обдумать ситуацию… А вдруг мне захочется вернуться домой, в Страхилицу? Знаете, какие у меня там козы? А Тайсон? У меня замечательная собака…

При упоминании о Тайсоне, мне на самом деле стало необычайно тоскливо. И так захотелось увидеть его мордаху, похлопать его по загривку, посмотреть в его умные, преданные глаза…

Соня смотрела на меня широко раскрытыми глазами и была похожа на рыбу, которую выбросили на берег… Ей словно не хватало воздуха. Она действительно не могла понять, как это я могу вот так по-свински отнестись к тому, что люди решают за меня мои же проблемы, а я еще и капризничаю…

На самом деле я просто хотела посоветоваться с Германом.