Чингиз Абдуллаев - Мечта дилетантов

Сабина вернулась в японском шелковом халате. Она собрала волосы на затылке и теперь была похоже на японку. Она села напротив Дронго.

— Вам удивительно подходит этот халат, — сказал Дронго.

— Спасибо. В Германии меня называли японочкой за мои раскосые глаза.

— Они были правы, — кивнул Дронго, — вам нужно носить кимоно или японское сари.

— И вообще переехать в Японию, — улыбнулась Сабина. Ей было приятно слышать такие слова.

— Я налью вам чай, — предложил Дронго.

— Что вы говорите, — удивилась Сабина, — разве так можно? Это я должна налить вам чай. Я хотя и немецкая гражданка, но выросла в Баку. Там совсем не приветствовали женский феминизм, но всегда были за эмансипацию.

Она подошла к чайнику, увидела коробочки с чаем.

— Какой чай вы любите? — обернулась она к нему.

— Давайте черный с клубникой, — решил Дронго.

— Тогда вместе будем пить именно этот чай, — решила Сабина.

Она быстро и ловко заварила чай, разлила его в две чашки и принесла все на стол. Он достал варенье и миндальное итальянское печенье.

— Варенье у меня из Баку, — показал Дронго на две банки, — одно из грецких орехов, другое из лепестков розы.

— Обожаю оба варианта, — снова уселась напротив него Сабина.

— Мне присылает его моя мама, — признался Дронго.

— Вы ее очень любите?

— Конечно. После смерти отца ей пришлось тяжело. Очень тяжело. Я вообще полагаю, что это отдельная тема, когда живешь с человеком всю свою жизнь, а потом вдруг остаешься один. В старых сказках, говоря о счастливых людях, рассказывают, что они долго жили вместе и умерли в один день. Тяжелее всего обычно тем, кто остается.

— Я вас понимаю, — кивнула Сабина, — все время хочу вас спросить. Правильно ли мы сделали, что приехали сюда. Я думаю, что нам нужно было поехать туда, где произошло убийство. Или хотя бы на квартиру к моему дяде. Я ведь его самая близкая родственница, а он сейчас в тюрьме. Что касается Алдоны, то все ее родные в Литве. Они переехали туда еще в девяносто первом.

— Именно поэтому мы и не поехали туда, — объяснил Дронго. — Иначе нам пришлось бы отвечать на массу ненужных вопросов. Откуда мы узнали об этом происшествии, почему мы занимаемся параллельным расследованием, почему я сегодня был у Алдоны и о чем мы говорили? Нам все равно зададут эти вопросы, но будет лучше, если они сами нас найдут и нам позвонят. У вас включен мобильный телефон?

— Конечно.

— В таком случае нам нужно немного подождать.

— Я думала позвонить в Баку и сообщить о смерти Алдоны. Она была нашей родственницей.

— Ни в коем случае. Тогда придется объяснять следователю, откуда мы знаем об этом убийстве и почему мы сразу туда не приехали. Это как раз тот случай, когда лучше не нервничать и сидеть спокойно. Вы очень переживаете из-за ее смерти?

— Я даже чувствую себя немного виноватой. Хотя она наговорила мне столько гадостей. Но сейчас я ей все прощаю. Вы должны понять мое состояние. Она была женой моего дяди.

— Боюсь, что в последнее время она об этом часто забывала, — мрачно заметил Дронго. — Я не хотел вас травмировать, но она сразу заявила мне, что собирается разводиться с вашим дядей.

— Зачем вы так говорите? — встрепенулась Сабина.

— Потому, что это правда.

— Не нужно так говорить. И обещайте мне, что ничего не скажете моему дяде. Ему будет очень больно. Он ее по-настоящему любил.

— Это правда. И именно из-за этой любви он и пострадал.

— Разве это плохо, когда человек страдает из-за большой любви?

— Это не плохо, но опасно. Любые слишком сильные эмоции плохи тем, что мы попадаем в зависимость от них. Любовь, гнев, зависть, ненависть, ревность, месть — целый букет сильных чувств, которые начинают диктовать нам другое поведение, изменяя наш образ жизни.

— Вы не верите в любовь?

— Я не верю в гармонию, — вздохнул он.

— В каком смысле? — не поняла Сабина.

— Мы приходим в этот мир одни и уходим в одиночку. Я только что вспомнил о своей матери. Даже прожив рядом с мужчиной больше полувека, она остается одна и живет воспоминаниями. Гармония невозможна. У каждого из нас в сердце свое убежище, куда мы никого не пускаем, даже самых близких людей. И есть свое кладбище, где хранятся портреты только самых родных людей. О существовании которых ваш партнер может даже не подозревать. Вы знаете, почему я абсолютно убежден, что Паушкин не мог интересовать Алдону ни в каком качестве? Дело даже не в том, что она стала супругой вице-президента банка, а он по ее параметрам был мелким клерком. Дело в том, что она могла рассказывать о нем и своему мужу, и своему возможному любовнику. Значит, она не ценила эти чувства, не берегла их и совсем не уважала Паушкина. Такой человек не мог стать новым героем ее старого романа. Вот почему я был уверен, что несчастного Паушкина просто подставляли под гнев вашего дяди.