Нина Васина - Ангел Кумус

– Нет, – шепчет врач, бережно укладывая крошечное тельце цвета слоновой кости на лоток, – это не дюймовочка. Дюймовочка сидит, и в платьице, а эта совсем голая. И обрати внимание, какая тонкая работа!

Врач берет лупу и восторженно сдерживает дыхание: пальчики на руках и ногах куклы так восхитительно изящны!

– Не пойму, – он осторожно тычет пинцетом в животик, – что за резина такая…

На месте укола выступает красная капля. Врач отшатывается, столкнувшись с застывшим позади него санитаром. Санитар отскакивает, сшибает стол с инструментами.

– Спирту, – выдыхает шепотом врач.

Санитар, не отводя взгляда от лотка с куколкой, идет к шкафам, открывает один и на ощупь достает пузырек. Врач делает большой глоток из горлышка. Резиновая пробка сопротивляется, когда он пытается вставить ее на место, выскальзывает и теряется среди инструментов на полу. Врач пинцетом выдергивает маленький кусочек ватки, не дыша, склоняется к куколке и промокает ваткой красную каплю. Ватку он укладывает в пробирку, пробирку ставит в стойку с другими анализами крови и включает магнитофон.

– Вскрытие головы неопознанной женщины начинаю в четыре сорок. При поверхностном осмотре, – врач смотрит, как санитар закрепляет голову на столе и готовит электропилу, – в полости рта обнаружен посторонний предмет, которой при извлечении оказался резиновой… нет, игрушкой в виде куклы, размером не более пяти сантиметров, сделанной, предположительно, из резины. Лицо у женской головы не повреждено, роговица глаз…

Санитар взял лоток с куколкой и бережно отнес его в шкаф. Потом присел, отыскивая резиновую пробку.

– Руки нести? – спросил он.

– Руки? – Врач провел по лицу ладонью и уставился на резиновую перчатку на ней. – Да, пожалуй…

Когда санитар ушел, врач взял пробирку с ваткой и прошел в соседнее помещение лаборатории. Пока он готовил индикаторы и микроскоп, прошло минут пять-шесть. Врач взял пробирку и обнаружил, что в ней вместо ватки лежит мерзейшая личинка неизвестного ему насекомого, а ватка уже не ватка, а тонкий налет паутины. Личинка через равномерные промежутки времени судорожно дергалась.

– Это не ее руки, – объявил санитар, войдя в лабораторию. Он подошел к столу, склонился к пробирке и рассмотрел личинку.

– Не ее?..

– Ну да. Это руки не от той женщины, от которой голова.

– П-почему? – врач крепко зажмурился, потом открыл глаза, но личинка в пробирке не исчезла.

– Потому что руки от брюнетки, а голова от блондинки.

– В темное место в открытом виде, – пробормотал врач, протягивая санитару пробирку с личинкой. – Не трясти, не мочить, не трогать.

Я плачу. Я сижу на песке у моря и плачу. Кукольник суетится рядом, с видом фокусника подхватывая на лету половинками ракушек слезы, сорвавшиеся с моих щек. Мне становится противен его практицизм, я злорадно размазываю слезы по лицу и показываю язык. Кукольник укоризненно качает головой, закрывает на мгновение половинку ракушки с моей слезой другой половинкой, трясет, открывает. На перламутре слеза потеряла прозрачность и застыла твердой жемчужиной. Я беру жемчужину и глотаю ее. Кукольник отходит подальше и получившуюся у него другую жемчужину бросает в море.

– Это все равно – я проглотил или море!

Мое заявление его не впечатляет.

– Почему мне все время стыдно и горько?

– Ты растешь.

– Почему нет таких, как я? Других?

– Ты имеешь в виду детей? – задумывается Кукольник.

– Да. Только мы с тобой и куклы. Почему ты не делаешь детей?

– Это опасно.

– С чего бы?

– Никогда не знаешь, что вырастет из куклы-ребенка.

Я ложусь на спину и смотрю в небо. Я двигаю мышцами живота, потом напрягаю и расслабляю гортань, и жемчужина выталкивается в горло, а потом в рот с судорогой рвоты. Собрав побольше слюны, я выплевываю жемчужину в небо, она взмывает и начинает быстро увеличиваться в размерах, превращаясь в огромный, раскаленный добела шар. Где-то далеко-далеко вверху шар застывает, дополнив пространство камней у воды тенями.

– Неправильно, – заявляет Кукольник, – при удалении тело уменьшается! А при приближении увеличивается.

Я молчу.

– Ладно, – говорит Кукольник решительно. – Будет тебе ребенок. Но при одном условии.

– Ребенок девочка! – Я сажусь.

– Ладно.

– Самая красивая на свете!

– Ладно.

– Какое условие? – Я на все готов.

– Ты мне не перечишь и разрешаешь сделать все, что я захочу. И еще… – Кукольник поднимает руку, успокаивая меня, вскочившего и прыгающего на месте. – Это будет единственный такой красивый ребенок. Ни до нее, ни после такой девочки никогда не родится!