Б. Седов - Король Треф

Сеид был без преувеличения лучшим из людей эль Фаттаха. Умный, решительный, жесткий. Прекрасно обученный. Он работал практически в одиночку по всему миру и добивался потрясающих результатов. Эль Фаттах не мог вспомнить, чтобы Сеид хоть раз промахнулся. Единственный недостаток — тяга к роскоши и деньгам. Но Сеиду платили достаточно, чтобы можно было не опасаться предательства.

На втором этаже были две двери, расположенные напротив друг друга. Эль Фаттах постучал в правую. Открыли быстро. На пороге стоял сам Сеид — среднего роста, жилистый, гибкий, с густыми черными волосами и ниточкой ухоженных усиков. Выглядел он намного моложе своих тридцати шести лет и в студенческом городке вполне мог бы сойти за четверокурсника.

— Я ждал тебя раньше, — сказал Сеид, освобождая проход.

— Задержались в дороге…

Эль Фаттах прошел по длинному коридору и оказался в большой комнате, на всех стенах которой и на полу были толстые ковры с ярким рисунком. Из предметов меблировки имелись только диван, два кресла, журнальный столик и стойка с музыкальным центром. Играла визгливая западная музыка. Эль Фаттах поморщился. Сеид выключил проигрыватель, достал компакт-диск, аккуратно убрал его в коробочку с ярким вкладышем, на котором теснились грудастые девицы, какая-то нечисть, машины и небоскребы.

— Привез из последней командировки, — пояснил Сеид, усаживаясь в кресло. — Из Англии.

Он всегда называл командировками задания, полученные от руководства организации.

Вздохнув, эль Фаттах приступил к инструктажу:

— О смерти Кемаля тебе известно достаточно. Надо отыскать человека, который заполучил все три кольца. Деньги и камни вернуть. С человеком решить по обстановке. Если он специалист, который может быть нам полезен — попробуй договориться. Не выйдет — шайтан с ним! Америкосы и их союзнички заблокировали много наших счетов, но о кольцах им ничего не известно…

Сеид слушал с непроницаемым видом. Но, эль Фаттах был готов в этом поклясться, многое из услышанного не было для него новостью. Скорее всего сразу, как только стало известно о гибели в Таджикистане Кемаля, по своим каналам навел справки. Догадался, что в скором времени ему предстоит заняться этой историей. И наверняка уже сейчас знает, с какой стороны к ней подступиться.

Закончив вводную часть, эль Фаттах помолчал и добавил то, о чем до последнего времени сомневался, говорить или нет:

— У меня свой интерес в этом деле.

Сеид изогнул красивые черные брови, демонстрируя полнейшее внимание. Но у эль Фаттаха опять создалось впечатление, что его собеседник наперед знает, о чем пойдет речь.

— В восемьдесят восьмом году под Кандагаром погиб мой старший брат. Он вез Кемалю деньги и два кольца из этих трех. Кто-то предал, и неверные разгромили караван. Убили всех. А моему брату отрезали руку.

— Зачем?

— Хотели выведать, в чем заключается секрет колец. Но он им ничего не сказал. Иначе бы они не ждали столько лет, чтобы добраться до наших сокровищ.

— Твой брат был очень мужественным человеком, — произнес Сеид тихо и уважительно. — И он умер, как настоящий воин Аллаха.

Они помолчали, а потом перешли к обсуждению деталей предстоящей операции.

Я стою на берегу океанского залива и смотрю на синее небо и зеленую воду. В полукилометре от берега из воды возвышается небольшой темный островок, а на нем, обратив лицо к океану, стоит огромная статуя женщины в просторной хламиде, покрытая белесой зеленью. На голове женщины надето что-то вроде короны, из которой торчат острые лучи. В левой руке женщина держит толстенную книгу, а в правой поднятой к небу, — факел с навеки застывшими языками металлического огня. Эту женщину зовут — Свобода.

Между островком и берегом Бэттери-парка, в котором я культурно провожу досуг, шныряют взад — вперед мелкие кораблики и катера. За несколько долларов можно переплыть на островок и, забравшись этой железной женщине под юбку, подняться по лестнице на самый верх и убедиться в том, что в ее свободолюбивой голове совершенно ничего нет. В этом нет ничего удивительного. Скульптор, а точнее — конструктор этой статуи, сделанной во Франции, знал, как устроена женщина, и постарался передать это не только во внешности, но и внутри.

Я нахожусь в Нью-Йорке уже целый месяц. Казалось бы, пора привыкнуть к этому, но не очень получается. Первые дни я вообще шарился по Манхэттену, как последний колхозник, впервые приехавший в Москву. Я, родившийся и выросший не где-нибудь в Хацапетовке, а в Питере, в великом Питере, совершенно потерялся сначала среди небоскребов, непривычных и незнакомых надписей, среди огромного количества автомобилей, среди толп, с вытаращенными глазами спешащих в разные стороны.