Александра Авророва - Шутка с ядом пополам

— Предположим. Но почему никто не знал об открытии Бекетова, а Петренко якобы знал? И вообще, почему Бекетов не сообщил об открытии всем, а лишь такому неподходящему субъекту, как Лидия Петровна?

Марина улыбнулась.

— Было бы не очень логично сперва известить гостей о своем гениальном открытии, а затем — о резком ослаблении интеллекта. К тому же Володя предпочитал выносить свои мысли на суд публики уже совершенно отшлифованными, в красивой форме, а на это требуется время. Но если открытие действительно замечательное, трудно удержаться… пусть случайно, а с языка что-нибудь сорвется. Вот и сказал Лидии Петровне, а до этого — Андрею. Они встречались с Андреем в понедельник вечером в лаборатории, я видела. Если Володю как раз тогда осенило, он мог в упоении поделиться, но, опомнившись, попросить никому пока не рассказывать. Это похоже на правду. И потом, Игорь Витальевич, Петренко, он… ему подходит это убийство. Вот Ане не подходило, а ему подходит.

— Ей, кажется, не подходило, поскольку она не умеет быстро действовать по обстановке? А он умеет?

— Да. Он привык, что ему везет, поэтому часто действует наудачу.

— Некипелов, по вашим словам, тоже из удачников, — заметил Талызин.

— Да, он из удачников, но не из халявщиков. Расчет на халяву — это уже привычка нынешнего поколения, которое ни разу не слышало, что счастье в труде. А нам вбили этот лозунг с младых ногтей, и доставшееся даром нам представляется менее ценным, чем честно заслуженное. Что вам приятнее — получить Нобелевскую премию или выиграть ту же сумму в лотерею?

— Нобелевская премия — это еще и слава, Мариночка.

— Большой выигрыш в наше время тоже может принести славу. Поймите, Игорь Витальевич, я хорошо знаю Сережу и не менее хорошо Андрея. Сереже необходимо самому верить, что он умнее других, а Андрею достаточно, чтобы в это верили окружающие. Вот так приехать и отравить учителя, чтобы на халяву воспользоваться результатом его озарения… да Сережино чувство собственного достоинства не позволило бы ему этого! А Андрей этого чувства лишен. Вспомните их обоих и сравните, Игорь Витальевич. И потом, Сережа уже фактически сделал себе международное имя. Осталось съездить в турне по Штатам, и его акции взлетят к небесам. Зачем ему похищать чужое открытие и всю жизнь потом знать, что возвеличен не по заслугам, если остался один шаг до возвеличивания честным путем?

— Но вы сами говорили — несмотря ни на что, возглавить научную школу где-нибудь за границей Некипелову не светит. А после гениального открытия, наверное, светит?

— Не знаю, Игорь Витальевич. Научная школа создается годами. Здесь у Сережи уже есть серьезный задел, а там, с нуля, да еще с тамошними прагматиками… Зачем ему это? Вот Володя мог бы, и никаких открытий ему для этого не требовалось, но у Володи другой характер.

И Марина, горько вздохнув, добавила:

— Вот и понятно, почему Володя вел себя так странно. Откуда эта нервозность в день юбилея, откуда тот дурацкий тост. Я еще думала — вот он говорит про ослабление интеллекта, неужели не боится сглазить? Не боялся. Был настолько в себе уверен, что не боялся ничего, и настолько опьянен счастьем открытия, что ни на что не обращал внимания. Даже на то, что достаточно близкий ему человек решился на преступление. В нормальном состоянии наверняка почувствовал бы что-то, но не тогда.

Она смолкла, и Талызин стал размышлять. Приходится отвлечься от образа милого непосредственного паренька, а принимать в расчет только факты… К тому же сам Бекетов считал паренька не таким уж непосредственным, да и Марина тоже. Итак, в понедельник вечером Петренко, беседуя с Бекетовым, узнает о замечательном открытии, а также о том, что ближайшие дни ученый не намерен его обнародовать. Во вторник он слышит пресловутый тост, и его осеняет мысль совершить убийство. Он забирает яд. На следующий день он идет в читальный зал, но тихо сбегает оттуда и едет к своему учителю домой. Кстати, не исключено, в библиотеке отмечено, кто еще находился в читальном зале в среду. Кто-то из этих людей может подтвердить алиби Петренко или опровергнуть его. Пусть этим завтра обязательно займутся. Итак, Андрей приходит к Бекетову, они пьют кофе, и верный ученик подливает в кофе яд. Потом переписывает себе на дискету все новые файлы, уничтожает оригиналы и печатает якобы предсмертную записку. Мотивы тут ясны. Петренко проучился год в Америке, в восторге от тамошней жизни, но понимает, что остаться там — значит обречь себя вечно прозябать на вторых ролях. Об этом упоминали и Марина, и Некипелов. Парень неглуп, он и сам это осознает. Однако совсем другое — жить в США, будучи автором гениального открытия. Тут тебе и слава, и огромные деньги — все на свете. Только самому ему подобного открытия не сделать нипочем. Как утверждает Марина, способности есть, но необходимая увлеченность отсутствует. Зато именно отсутствие увлеченности поможет Петренко терпеливо выждать и лишь потом постепенно, по кусочкам, от своего имени выдавать похищенную часть Бекетовского наследия. То есть осуществить то, что якобы органически не в силах сделать истинный ученый вроде Некипелова. Пока все сходится.