Николай Еремеев-Высочин - В Париж на выходные

— А тебе что, это всё не понадобится больше?

— Нет. Паспорт уже достаточно поработал. А я сейчас еду в аэропорт встречать жену с сыном.

— Ну, а камера?

По его тону я понял, что Эсквайр знает, что это, на самом деле, грозное оружие.

— Я не буду этим пользоваться.

— Ну, хорошо. Приедешь в следующий раз в Москву, подберем тебе что-нибудь попроще.

В дверях я остановился.

— Виктор Михайлович, а почему этот… ну, наш пожарный не сказал мне утром, что мне нечего волноваться? Ну, даже не намекнул как-то, не успокоил. Признаться, эти несколько часов были одними из, как бы это сказать, эмоционально самых насыщенных в моей жизни.

Бородавочник посмотрел на меня, и в глазах его промелькнуло нечто похожее на тень человеческого сочувствия. Он снова зевнул, виновато махнул рукой и сказал, заранее криво улыбаясь своей шутке:

— Бог никогда не разговаривает по мобильному телефону.

Знаете, что произошло в синей «вольво», которая везла меня со встречи по улочкам Исси? Я вспомнил про Жака Куртена, мысль о котором все эти дни не удерживалась у меня в голове дольше пяти секунд. Я набирал Джессике, ее телефон был вне зоны, и вдруг вспомнил про нашего партнера. Я позвонил ему: Жак уже был в аэропорту, в очереди на регистрацию своего рейса Париж — Дакар — Бамако.

В сущности, обсуждать мне с ним было нечего. Как я уже говорил, он ехал, чтобы проделать новый маршрут на катерах по Нигеру с 60-летним бродвейским продюсером мюзиклов и его 23-летней субреткой-женой. Любовь к орнитологии у них была примерно на одном уровне — нулевая, но если ты провел отпуск на Багамах, рассказывать в гостиных тебе нечего.

Жак звонил мне, как он уверяет, вот уже третий день каждый час не потому, что у него были проблемы, а потому что он — такой человек. Его педантичность сродни скрупулезности исследователя староготского языка — и по детализации задач, и по бесполезности всей работы. Он разбивает всё, что должен сделать, на атомы и потом хочет, чтобы каждый такой атом был мною зафиксирован и одобрен. Я, разумеется, от этого пытаюсь уйти, но для этого проекта Жак Куртен был лучшей кандидатурой. Он много лет проработал в Мали на доставке гуманитарной помощи, прекрасно знал местные условия и людей и, что самое важное, его там знали и уважали в самых отдаленных уголках.

— Жак, а почему же вы мне не дозвонились? Я действительно был немного занят. Вы простите меня, что я сам вам не перезвонил, но все остальные прекрасно меня находили!

Я попросил его назвать номер, по которому он звонил. У меня он очень простой: 725-7525. Именно поэтому, как выяснилось, Жак его и перепутал. Он набирал: 725-2575. Такие вещи тоже были частью его скрупулезности: проверить, правильно ли он набирает, ему не пришло в голову — ведь педантичные люди не ошибаются! Я передал ему начальственные напутствия, выразил уверенность, что он всё сделает наилучшим образом и пожелал счастливого пути. Зануд достаточно и среди хороших людей, и я был счастлив, что избежал обеда с ним. Я вообще был счастлив — мои бобслейные сани, которые едва не вылетели из желоба на крутом вираже, теперь снова неслись по проложенной трассе.

Я позвонил в Дельту — самолет должен был взлететь из Брюсселя через десять минут. Водитель синей «вольво» — невзрачный рябой человечек, видимо, техник из резидентуры — спросил, куда меня везти. С ним мы говорили по-русски. Не шпионов надо вербовать, а таких вот прапорщиков. Перед ними почему-то никто не боится тебя засветить.

— К ближайшему метро, — сказал я. — С делами покончено, теперь заслуженный отдых.

— Завидую! — сказал человечек. — Мне до этого еще…

Он подсчитал в уме и заключил:

— Двадцать семь лет.

Я дождался, чтобы он уехал, перешел площадь, где засек стоянку такси, и сел в машину. Водитель был белым, но не французом, возможно, поляком. Это предположение подтверждалось его пренебрежением к правилам дорожного движения и охотой, с которой он воспринял мою просьбу домчать меня в «Де Бюси», а потом в аэропорт максимум за час.

В отель я входил с замиранием сердца. Как и сегодня утром, когда я одновременно и надеялся, и боялся, что натолкнусь на Лиз. Но этого не случилось ни в холле, ни в лифте, ни в коридоре.

Номер уже был убран, постель заправлена. Одним волнением меньше — это я про вид разобранной постели! Я быстро покидал в чемодан вещи. В том числе купленные в «Шекспир и Компания» книги — теперь ничто не помешает мне прочесть их на досуге. Внизу я заплатил за номер и оставил свой французский мобильный, предварительно стерев из памяти все входящие и исходящие звонки. Портье обещал вернуть его прокатному агентству с курьером.