Дмитрий Вересов - Карта императрицы

— Ну что, дорогие мои, куда изволите отправляться? — спросил Вирхов, остановившись вместе с молодыми людьми на тротуаре Большой Вельможной. Он без особого любопытства взглянул на старенький баул в руках принаряженного Клима Кирилловича.

— Карл Иваныч! — взмолилась Мура. — Вы же фактически раскрыли преступление, имена злодеев установлены. Не проведете ли вы сегодняшний вечер с нами?

— С превеликой радостью принял бы ваше приглашение, — ни на минуту не задумываясь, откликнулся Вирхов, — да служебный долг превыше всего.

— Ну хоть ненадолго, — настаивала Мура, — прокатитесь вместе с нами к банку, затем немного послушаете Моцарта. А потом мы вас и держать не станем…

— Не могу, милая Мария Николаевна, никак не могу, — ответил Вирхов.

— Очень жаль, — разочарованно протянула Мура и оглянулась: подозрительный монах куда-то исчез.

Вирхов махнул рукой проезжавшему мимо извозчику и вскоре скрылся за поворотом на Н-ский проспект.

Мура вздохнула, проводив взглядом сыщика, и обратилась к доктору:

— Милый Клим Кириллович, вы предлагали везти баул на сохранение в какой-нибудь банк?

— Мне кажется, это решение самое подходящее, — неуверенно ответил доктор. — Где еще карта будет в относительной безопасности?

— Вот эта относительность меня и тревожит.

Когда Мура приостановилась напротив безжизненного особняка покойного князя Ордынского, прячущегося в глубине квартала за прозрачно-зеленоватыми кронами дубов и кленов, доктору показалось, что тревоги Муры небезосновательны, и он шепнул ей:

— У меня такое ощущение, что мне в спину кто-то смотрит. Успеем ли мы добраться до банка?

Мура быстро оглянулась — из-за афишной тумбы виднелась длинная черная ряса.

— Нет, мы поступим по-другому, — решила она, — кричите извозчика.

Доктор замахал своим неизменным зонтом, и возле них резко осадил коня лихач. Мура поспешно вспрыгнула на подножку, следом поднялся доктор Коровкин.

— Куда прикажете, драгоценные господа? — зычно справился молодец в велюровом цилиндре и в отделанной куницей поддевке из тонкого сукна.

— На подворье Благозерского монастыря. — Мура опередила Клима Кирилловича, не успевшего раскрыть рот. — На Калашниковскую набережную.

Лихач мгновенно рванул с места.

— Зачем мы туда едем? — шепотом спросил ошарашенный доктор Коровкин.

Он смотрел на младшую дочь профессора Муромцева с негодованием. Его вообще-то мало занимала судьба таинственной карты, но Мура в который раз ставила его перед необходимостью совершать безумные поступки.

Их экипаж стремительно обгонял конки, пролетки, одноконные и пароконные коляски — лихач оправдывал свое название: мчал он действительно лихо. До Калашниковской набережной они добрались очень быстро.

— Прямо в ворота въезжай! — закричала Мура и привстала с сиденья.

Лихач с явным удовольствием от своего мастерства вписался в проем ворот, прокатился по земляному двору подворья и остановился, едва не подняв на дыбы своего скакуна.

Клим Кириллович безропотно отдал напомаженному лихачу три рубля — сумму, конечно, безумную, но за удалую езду, за щегольской выезд лихачи и драли безбожно.

Мура первая спрыгнула на землю, с трудом дождалась, пока Клим Кириллович расплатится, потом, ухватив доктора за руку, в которой тот держал баул, потащила своего спутника к высокому крыльцу. Там у двери стоял хмурый инок и, засунув руки в рукава рясы, бесстрастно созерцал прибытие неизвестных ему прихожан.

— Извините, святой отец, мне надо срочно видеть иеромонаха Амвросия, — задыхаясь, крикнула Мура, — прошу вас, проведите нас к нему.

Монах оставался недвижным и молчаливым и лишь смотрел изучающим взором на интеллигентную барышню в порядочном пальто и шляпке с гирляндой из мелких цветочков и ее свежевыбритого, аккуратного спутника в щегольских ботинках, с зонтом, с потрепанным баулом в руках.

— Не медлите, умоляю вас, — продолжала Мура. — Отец Авель советовал мне просить помощи здесь, если понадобится. А она мне очень нужна!

При имени Авеля монах разомкнул руки, выпрямился и сделал знак следовать за ним.

Через низенькую дверцу они вступили в прохладный свежебеленый коридор, уводящий куда-то в глубь строения, миновали несколько комнат, в которых трудилась братия, и вскоре оказались в просторном помещении с накрытым белой скатертью длинным столом посредине. Монах бесшумно скрылся, и молодые люди успели оглядеться: перед большими и маленькими образами, в окладах дорогих и скромных, теплились лампадки; два широких окна были завешены тонким белым полотном, сквозь которое просвечивали стоящие на подоконнике горшки с пышно цветущими красными геранями.