Дмитрий Вересов - Карта императрицы

— А, так это ваш окурок мы нашли на лестнице, — сердито сказал Вирхов, с ног до головы оглядывая румяного толстячка. — Значит, еще один подозреваемый. Ну что ж, выпишем всем повестки для снятия подробного допроса. А господин Закряжный как главный подозреваемый будет немедленно арестован.

— А что будет с моей мастерской? — сиплым голосом спросил Закряжный. — С портретами Петра Великого?! Их же надо доставить тем, кто за них заплатил! И Ее Величество Вдовствующая Императрица разгневается! Вон тот портрет нужно установить к ее приезду в Аничковом дворце!

— Мастерскую опечатают, — сурово отчеканил Вирхов.

— А если ее кто-нибудь подожжет?! А если мои работы украдут?! — возопил в отчаянии художник.

— Я готов забрать портрет прямо сейчас, если позволит господин следователь, — раздался приятный баритон Формозова. — Документы на заказ оформлены. Как только следствие убедится в невиновности господина Закряжного — а я в ней уверен, — он получит в нашем ведомстве причитающуюся ему сумму.

После недолгого раздумья Карл Иванович согласился. Следователь объявил собравшимся, что пока они могут быть свободны.

Подавленные женщины начали подниматься, и смятенная группа гостей выдающегося портретиста двадцатого века собралась покинуть помещение, но тут в дверях появился запыхавшийся околоточный.

— Господин Вирхов! — крикнул он с порога. — Происшествие на Мойке! Горит парадный зал Воспитательного дома! Ночной сторож убит!

Карл Иванович замер, решая, стоит ли сейчас же ехать к месту очередного происшествия, или лучше положиться на полицейских дознавателей. Но его размышления прервал истеричный вопль хозяина мастерской:

— Звери! Чудовища! Они убьют меня! В парадном зале Воспитательного дома мой лучший портрет императора! Надо его спасать!

— Молчать! — рявкнул, вздрогнув от неожиданности, Вирхов и, раздувая ноздри, уставился на художника: глаза портретиста бегали, он перебирал ногами, как лошадь, вот-вот готовая сорваться с места. — А что, если этот поджог — лишь средство отвлечь наше внимание от вашего преступления? Может быть, у вас есть сообщник?

— Как вы можете такое говорить? — отпрянул художник. — Каждый мой портрет — художественная ценность!

— А, — махнул рукой Вирхов, — вон их сколько тут, этих ценностей. Одним больше, одним меньше — потеря невелика. А алиби обеспечено!

Думал ли частнопрактикующий доктор Коровкин, что для него пасхальная ночь 1903 года обернется таким ужасным финалом? Еще вчера было у доктора ощущение, что праздник Воскресения Христа сможет вселить в его душу чувства лучшие, светлые, добрые… Являлась к нему и мысль о том, что зимнее наваждение, пасмурный морок, тоскливый гнет будней исчезнут без следа, и были тем надеждам основания — день ото дня прибавлялось все более и более света, набухали почки на деревьях, кое-где на черемухах уж проклюнулись и зеленые язычки… А как ликовала нарядная петербургская публика всего неделю назад, когда на Неве открылась навигация!

Лед шел сплошной массою во всю ширину царственной Невы. Ладога прислала дочери роскошный подарок — белые хрустальные льдины сверкали на солнце всеми цветами радуги. А в 6 часов пополудни комендант Петропавловской крепости генерал от инфантерии Эллис под канонаду салюта совершил, во главе гребной флотилии, обычный церемониальный проезд через реку Неву, наполнил на середине реки серебряный кубок и доставил невскую воду в Зимний дворец, — после чего и было открыто судоходство, вступила в свои права весна…

Да, конечно, полз по городу шепоток, что злоумышленники во множестве рассылают и разбрасывают прокламации, призывающие всех примкнуть к беспорядкам, намеченным на день празднования 200-летия Петербурга. Петербуржцы стали опасаться поджогов, взрывов, нападений на ни в чем неповинных людей. Листки отравляли спокойствие министра внутренних дел Плеве и градоначальника Клейгельса, будоражили обывателей.

К Пасхе город был очищен от криминальных элементов, полиция произвела массовые облавы с целью обезопасить жителей от воров и бандитов, однако события показывали, что в Пасхальную ночь можно убить беззащитную женщину. А пожар в Воспитательном доме?

Доктор Коровкин проснулся в первый день светлой седмицы с далеко не праздничными мыслями. Проснулся он поздно и, приведя себя в порядок, вышел в столовую, где его ждала тетушка Полина Тихоновна. В ее темных глазах он прочел неизменную любовь и ласку, сопутствовавшие ему на протяжении всей его тридцатилетней жизни.