Анне Хольт - Чему не бывать, тому не бывать

В спальню она их не пустила.

Она вернулась в гостиную. Цветы пахли тошнотворно. Она отнесла вазу на кухню, слила воду и сунула букет в пакет для мусора.

Она скоро закончит книгу.

И на нижней полке в шкафу, там, где до самой ее смерти никто ее не найдет, лежала самая важная папка. Внутри она написала красивыми большими печатными буквами: «АЛИБИ».

Надежное алиби было условием удачного преступления, фундаментом хорошего детектива. В течение семнадцати лет она исследовала и обосновывала, создавала и конструировала, обдумывала и отвергала. Папка росла медленно. Перед тем как уехать во Францию, она их подсчитала. Тридцать четыре документа. Тридцать четыре возможных алиби. Некоторые из них она уже использовала, остальные ждали новой, более подходящей для них рукописи. Ни одно из них не было идеальным, потому что идеальных алиби не бывает.

Но они были очень, очень хороши.

Три из них она никогда не сможет использовать в книге.

Она нашла им лучшее применение. Именно их несовершенство держало ее в напряжении и делало живой. Каждое утро она чувствовала благотворный страх. Когда звонили в дверь, когда трезвонил телефон, когда какой-то незнакомый человек медленно останавливался на противоположной стороне улицы, чтобы потом пойти ей навстречу, она испытывала страх, она вспоминала, какой ценной стала жизнь.

По дороге на лестничную площадку, куда отправилась, чтобы выбросить завядшие цветы в мусоропровод, она помедлила. Книга, которую она забрала из спальни Вибекке Хайнербак, лежала в обувном шкафчике в прихожей. Она листала ее прошлой ночью. Щупала страницы, чувствовала волнение, оттого что дотрагивалась до той же бумаги, которой касались пальцы молодой политической деятельницы — в постели и в автобусе, может быть, даже на скучных пленарных заседаниях и во время бесплодного ожидания в Парламенте, когда она украдкой ее читала.

Это была книга из библиотеки Рудольфа Фьорда.

Ей захотелось ее выбросить. Она вынула ее и выбросила в мусоропровод вместе с цветами. Постояла, прислушиваясь к тому, как толстая книга ударяется о металл, все тише и тише, и падает с приглушенным, почти неслышным звуком.

Кто-то может ее найти. Кто-то может заинтересоваться тем, что делает книга с экслибрисом Рудольфа Фьорда в мусорке того дома, в котором живет и пишет книги Венке Бенке. Она не вырвала страницу с именем хозяина. А ведь могла сжечь книгу, выбросить ее в другом месте.

Но в этом не было бы никакого напряжения.

Венке Бенке жила в вечном полете. Она бросилась вниз с самой высокой скалы.

— Три недели, — сказал Зигмунд Берли. — Наши три недели истекли.

— Да, — произнес Ингвар Стюбё. — И у нас ничего нет. Ничегошеньки.

На столе перед ними лежали две стопки счетов. В одной из них были выписки с трех счетов Венке Бенке в период с первого января до второго марта, когда убили Ховарда Стефансена. Во второй был отчет телефонной компании.

— Когда умерла Вибекке Хайнербак, — продолжил Ингвар, — Венке Бенке была в Стокгольме. Как она и говорила во многих...

— ...проклятых интервью. Она всем сообщила, как была потрясена, прочитав об убийстве, как... Она хитрая, как сам черт.

В течение трех недель они работали вдвоем. Зигмунд и Ингвар. Их прошение о тайном предоставлении банковской информации, основанное на тщательно согласованной и ложной заявке, было удовлетворено. И они шли по следам Венке Бенке днем и ночью, появляясь дома, только чтобы переодеться и беспокойно проспать пару часов, после чего снова брались за кропотливую работу по реконструкции жизни Венке Бенке, основываясь на том, на что она тратила деньги, с кем беседовала по телефону и на какие интернет-страницы заходила.

У Венке Бенке было достаточно денег, но она вела себя на удивление бережливо. Она, конечно, обновила гардероб, перед тем как ехать домой, но за время до Рождества истратила на удивление мало. Редко кому-то звонила, ей самой не звонил практически никто, кроме издателей со всей Европы. С отцом она не говорила с Рождества.

Она рассказывала газетчикам, что встречалась в Стокгольме со своим издателем, — это была недолгая поездка с целью спланировать осеннее турне в поддержку нового романа. Зигмунд позвонил в издательство, выдал себя за журналиста и получил подтверждение ее слов. Казалось, его все меньше беспокоит та ложь, к которой они вынуждены прибегать в расследовании. Ингвар, наоборот, был серьезно встревожен. Они не просто использовали систему в своих интересах, они пренебрегали всем, чему он научился и что отстаивал на протяжении долгих лет работы в полиции.