Екатерина Лесина - Маска короля

От осознания собственной беспомощности хотелось выть и лезть на стену.

Или пить до потери памяти.

А в памяти жили светлые волосы, собранные на затылке в смешной хвостик, и тонкие запястья, на одном – шрам. Или нет, шрам, кажется, был на пальце… Точно, на большом пальце левой руки. Неважно, он скоро забудет. Должен забыть.

Лучше вернуться к новостям.

Церковь Живой веры тоже закрыли до выяснения всех подробностей. Что там выяснять: человека можно запугать, скрутить в бараний рог, заставить подчинятся, но лучше, когда человек движется вперед по собственной воле, например, когда он верит. Проходили это уже. Обычное промывание мозгов, вполне грамотное. А у кого мозги не промываются, того и на иглу посадить можно, чем не вариант? Особенно, если человек даже не знает, что он – на игле, и искренне недоумевает, отчего ему так плохо без любимого проповедника, такого, как Джек? Кстати, никакой он не Джек, и не американец вовсе – украинец. Но американцу верят больше, особенно если учесть, что секта американская, вот и пришлось Сергею Глыщенко превратиться в Джека. Великолепно! Захару было все равно, главное, чтобы работал. Он и работал: с душой. В школе, по словам Геры, только директор до конца понимал, что происходит, остальные же…

Остальные – такие же скоты, решил для себя Локи, если всех оправдывать, то виновных вообще не останется.

– Уже наелся? – это Гера приперся, рановато что-то.

– Нажрался, – поправил Локи.

– Русский язык – очень грубый.

– Зато точный.

– Мы можем ехать.

Это была хорошая новость. В первый же день, когда все закончилось, Локи порывался убраться из этого чертова города куда глаза глядят. Оказалось – нельзя, даже всемогущий Грег лишь разводил руками, только и твердил: подписка о невыезде, идет следствие, мы не имеем права уехать, вот и приходилось сидеть в пыльном гостиничном номере и пить.

– Хорошо. Собирайся.

Гера таскал за собой целый обоз чемоданов. Спешил он или нет, но в дорогу собирался со всей основательностью, стараясь ничего не забыть. Вот и сейчас часа два на сборы уйдет, это если повезет, а если нет, он и в три часа не уложится. Ну, два так два, три так три, за это время Локи слегка проспится.

– Ты в самом деле хочешь уехать? – осторожно поинтересовался Грег.

– Да.

– Ты – пьян, – не замедлил напомнить Гера.

– Пока ты соберешь свое барахло, я протрезвею. А если нет… Поедем на поезде.

– А мотоцикл?

– К чертям мотоцикл! – Он все равно не сможет больше на него смотреть. Ни на мотоцикл, ни на этот город, где на одной из улиц в одном доме есть квартира за старой дверью из ДСП, выкрашенной в зеленый цвет. Или двери все-таки из ДВП делают? Плевать!

– Сначала ты протрезвеешь. Наконец протрезвеешь, – ответил Грег. – Потом мы поедем, если захочешь.

– Не сомневайся, захочу.

– Знаешь, – Макконли аккуратно присел на край стула. Он все делал аккуратно, начиная от маникюра и заканчивая своими непонятными делишками, после которых у него появлялись связи в разных концах планеты. – Я не думал, что доживу до дня, когда мне придется сказать тебе, что…

– Что я – трус и сукин сын?

– Трус – да, – подтвердил Грег. – А сукин сын – это идиоматическое выражение, лишенное конкретного смысла. Смысл зависит от интонации, например…

– Слушай, умник, избавь меня от своих лекций, хорошо?

– Хорошо, но… Ты не сможешь убежать от себя, Йен. Ты и так всю жизнь бегаешь.

– И что ты предлагаешь, советник?

– Пойди к ней. Поговори. Ты же сам сказал, что она ни при чем, или не так?

Так, все так. Проклятый американец правду говорит. Она ни при чем, но…

– Дело в другом…

– В чем же?

Грег – настырная сволочь, если уже он начал, то не отступит, пока не выяснит все до конца.

– В том, что… Ее отец…

– Она за него не отвечает.

– И дядя…

– Он ее едва не убил. Она – это она! Она отвечает лишь за себя. И только за себя. Ты втянул ее в эту историю – сам, а теперь бросаешь. Так нехорошо.

– Ты вообще чей адвокат? Мой или ее?

– Я не адвокат, Йен.

– А я не Йен. Меня зовут Ян, понятно тебе?!

Грег улыбнулся, не по-американски, выставляя на всеобщее восхищение результат кропотливых трудов дорогого стоматолога, а как-то непонятно, одними уголками губ, словно Джоконда на картине.

– Ты сердишься, Юпитер, значит, ты не прав!

– Да что ты вообще понимаешь! – Локи швырнул первую попавшуюся вещь в стену.

Вещь оказалась черной керамической пепельницей, которая от столкновения со стеной разлетелась на тысячу осколков. Идиотизм: курить в номере категорически запрещалось, а пепельницы стояли. Грег не шелохнулся, только укоризненно покачал головой, и этот простой жест стал последней каплей.