Екатерина Лесина - Крест мертвых богов

Гаврик был Гавриком.

Гаврик был убийцей.

– Крест на стене, в квартире свидетельницы, ты нарисовал?

– Д-домовой, – огрызнулся Олег. – К-конечно, я.

– Почему тогда свидетельница тебя не узнала?

– Б-бухая была. Когда я приходил, вообще в хлам. А я еще п-принес. Бутылку. С-сказал, от друзей. Я ей и вправду д-друг. И-избавил от урода. Они все ур-родами б-были, н-ни одного н-нормального. П-последний, к-который… тетку заказать хотел… я н-на этом и законтачился… п-профилактика п-преступлений. И Д-данька т-тоже в-волчонок. П-подрасти т-только. И в-волк будет.

Он все больше запинался, останавливался, отдыхая, отчего речь становилась похожей на заезженную проселочную дорогу, с ямами, колдобинами и долгими паузами-лужами, в которых и трактор застрянет.

– Записка. У парня. Про Мертвый Крест?

– П-под диктовку. Д-для интересу. К-какой псих б-без идеи? Д-да и п-потом, к-когда н-нашли бы доктора. И п-прадеда вспомнили б. Что к-крест м-мертвым называл.

Очередная пауза, на этот раз долгая, чересчур уж долгая. У Руслана даже появилось опасение, что все, умер Гаврик. Но зеленая волна по-прежнему спокойно ползла по экрану, то скатываясь вниз, то карабкаясь вверх.

– Еще спрашивай, – Олег закрыл глаза и, в противовес спокойной волне, дышал прерывисто и тяжело.

– Еще? Хорошо… крест. Ты собирался их заменить? Себе взять тот, который принадлежит Яне Антоновне, а ей, вернее ее другу, оставить свой? Тогда любая экспертиза подтвердила бы, что клеймо ставили именно им? Верно?

– В-верно. Экспертиза. И т-таблетки п-потом н-на место вернул бы… я бы постарался… я умный… вышло бы… все вышло… н-нельзя б-было играть… н-не повезло. Рулетка… одна пуля… судьба… не обманешь… надо было, как остальных… солнышко катится… солнышко греет… холодно.

– Бредит. Сегодня, боюсь, он уже ничего не скажет, – Константин, мигом поистратив былую нервозность, превратился во врача, хладнокровного и профессионального. Стоящего где-то за границей добра и зла – Руслан в очередной раз позавидовал этой отрешенности. Как тогда, на квартире, когда «Скорую» ждал, пытаясь остановить кровотечение, потом еще с бригадой ехал и операцию сам проводил, хотя ведь знал, что убийцу спасает.

А теперь знает, что не просто убийцу, но и того, кто едва-едва его самого с ума не свел, и все равно спасает. Благородство.

Но все же хорошо, что спасти не получится. Гаврикова смерть, она Гаврика извиняет. Перед всеми извиняет, и перед Русланом в том числе.

Эльза ждала, сидела на лавочке, читала книгу, и Церера тут же, растянулась у ног хозяйки, вывалила розовый язык из пасти и дышит тяжело. Жаркое нынче лето выдалось, неуютное.

– Ну, все выяснил? – Эльза сунула книжку в сумочку, белую и крохотную с виду. – Пойдем тогда, а то зверье надолго без присмотру оставлять нельзя. И вообще, бросил бы ты эту дурную работу… мне помощник нужен, в бизнес.

– Собачьи бои?

– Ага. А что? Все честно, по правилам, правда, девочка?

Церера зевнула, демонстрируя белые длинные клыки. Ну да, у них все честно, по правилам, собаки притворяться не умеют. И планы строить тоже… и если уж горло дерут, то из ненависти, настоящей ненависти, а не потому, что у кого-то там денег больше.

Я живу. Все еще живу. Исполненное желание. Кто бы знал, как ненавистны они, исполненные и ненужные, как тяготят и доводят до исступления.

Суки. Твари. Уроды.

Горький самогон, горький хлеб, горькая жизнь. А все завидуют, по глазам вижу, что завидуют и ждут, когда же, наконец. Ни черта! Я буду жить! Назло всем буду!

Кашель сгибает пополам, иногда кажется, что сейчас с кровью сами легкие выплюну. Но ничего, проходит, снова дышу, пока еще дышу. Из-за креста – он помогает. Я не верю в Бога, а все равно помогает. Подарок.

– Никита Александрович, вас домой отвезть? – шофер вежливый, предупредительный, спешит открыть двери, даже порывается помочь сесть, будто я баба какая. И тут же, испугавшись, шарахается. Ну да, это не Мишка с Гришкой. Этот – слабый, трусоватый, вроде как и преданный, собака, до того, что прикажи – в снег бухнется да сапоги лизать станет. Да только знаю – чуть ослабни, и бросится.

Все они тут ждут моей смерти.

Не выйдет. Буду жить, не потому, что хочу – уже не хочу, уже ненавижу эту проклятую жизнь, в которой ничего и не осталось, – но буду. Не сдамся.

– Ольгу Евгеньевну забирать надобно?

– Потом, – позже, потому что чувствую – накатывает, как-то сегодня особенно плохо, это потому, что весна скоро, а весной приступы чаще. Ольга подождет, Ольга поймет, в чем дело, она вообще понятливая у меня, с того и женился.