Николай Басов - Стерх - Убийство неизбежно

– Тошно его слушать, – пророкотал вдруг Линдберг. Он зашагал вперед, и ребята в масках вокруг него прикладами раздвинули людей в смокингах и вечерних платьях, как ледокол прорубает непрочный весенний лед. А по дороге он еще и закричал: – Тихо всем!

Витунов вгляделся, прищурившись, в приближающихся людей, и вдруг бледность залила его слегка потное лицо. Он дернулся всем телом, посмотрел на Митяшу. Тот выглядел кролик перед удавом, перед темными спецназовцами с оружием в руках. Он сделал слабый жест свободной правой рукой в воздухе, потом ноги его подкосились, и он попробовал усесться на пол. Маго, которая ничего не понимала, попыталась его удержать, но не сумела, бросила и отступила к отцу.

По залу прокатился шорох, но он тут же утих. А Линдберг без всякого микрофона на весь зал отчетливо проревел:

– Вильгельм Витунов, ты обвиняешься в соучастии убийства Анны Капитановой и Халюзина Игоря… – он оглянулся на Собинова, тот что-то прошептал, Линдберг сразу подхватил, – верно, Владиленовича. Митяша, или как тебя там, ты обвиняешься в убийстве Анны Капитановой, своей любовницы и горничной этого дома. – Линдберг посмотрел на фонари, высвечивающие его с упорством театральных софитов. – Ну, а ваш друг Виталий, обвиняемый в убийстве Халюзина, уже у нас, думаю, дает показания, чтобы не загреметь под вышку.

Зал в какой-то тихой панике молчал, потом кто-то сделал движение к двери, но их без труда остановили ребята в масках с оружием. Какая-то дамочка неподалеку от Стерха проговорила визгливым и очень недовольным тоном:

– Я всегда говорила, что никому нельзя верить.

Стерх оглянулся на эту женщину. Это была та самая молодящаяся старуха, которая на памятной вечеринке в конце августа все время буксировала, ни на миг не отпуская лысеющего молодого человека. Сейчас она была одна, зато держала в руках огромных размеров стеклянный кубок, не меньше пивной кружки, сосуды большего размера Стерх видел только в музеях Петровской эпохи.

Это навело его на мысль. Не обращая внимание на свои кроссовки, которые на самом деле от воды стали жесткими, как дерево, он прохлюпал к ближайшему столу, отыскал чистый на вид конический фужер, налил его почти до краев французским, кажется, коньяком, бутылка которого стояла ближе всего, и выпил одним движением. Потом поставил фужер, снова налил, но на этот раз отпил только половину. С этим фужером в руке он прошагал к Велчу.

А Велч, нимало не смущаясь, уже держал за руку Маго, которая собиралась заплакать, но кажется, не знала, стоит ли это делать. Другой рукой Велч поглаживал девушку по плечу и что-то негромко внушал, не обращая внимание на скороговорку папаши-поляка, которого все равно никто не понимал.

– Велч, прицел мой, не так ли? – сказал Стерх, с удовольствием ощущая, как жидкий огонь от конька растекается по телу. – Это ведь то, чего ты хотел, правда?

– Разумеется, и даже чуть больше… моих мечтаний. – Велч мельком оглянулся, улыбаясь. Внезапно он посерьезнел. – Думаю мне удастся уговорить папашу отослать вам чек за проделанную работу, Стерх. Двухнедельного гонорара хватит?

– Если вам не хочется раскошелиться на премиальные, тогда да… – отозвался Стерх, и лишь потом вспомнил о ночном прицеле, который остался на палубе яхты. Он открыл рот, хотел было еще что-то произнести по поводу того, что завтра сам явится в офис Прорвичей, чтобы такое важное дело, как проплата его гонорара, не задержалось, но кто-то с силой дернул его за рукав мокрой спортивной куртки.

– Стерх, ты же понимаешь, пока у нас нет этой девицы… Марины то есть, – проговорил Линдберг, – мы не можем быть уверены в удачном исходе на суде.

Фраза была не очень грамотной, но так говорили прокурорские, и она отличала эту профессию с не меньшей определенностью, чем жаргон моряков или летчиков.

– Разумеется, – попробовал улыбнуться Стерх.

– Смотри, – добавил Линдберг, еще не очень понимая, чему Стерх так веселится. – Моя угроза остается в силе. Если ты…

– Это не проблема, – сказал Стерх и отпил еще коньяку. – Я знаю, куда Марина Шамотина, она же Лена Капитанова, обязательно придет, даже если ее увязать в смирительную рубашку.

– Куда? – тут же спросил Собинов. Он уже держал в руке свой блокнотик.

– Обещаешь взять меня на задержание? – быстро спросил Стерх.

– Кажется, тут не ты ставишь условия, – ответил Линдберг. – Ладно, рассказывай, что ты надумал?

Наступил октябрь. И однажды наступил вторник, который ушлые журналисты потом стали называть «Черным», потому что у людей далеких от сыска и, к сожалению, от правосознания, что-то случилось на бирже. Рубль стал падать, да не так, как к этому привыкли деляги всех мастей, а катастрофически – на десятки процентов, и это, конечно, должно было со временем отразиться на жизни всех людей, обитающих в этой стране.