Галина Щербакова - Трем девушкам кануть

– От мухи! – кричал Юрай. – Она прилетела и прокричала. А вы пни глухие.

– Ответите за дерзость, – сказал милиционер. – Я вам не шавка.

Одним словом, домой Юрай добрался к середине дня, мама стояла у калитки, и подол фартука ее был измочален до предела: когда мама нервничает, она теребит фартук. Она его закручивает на палец или в колбаску, она вяжет из него узлы, она даже исхитряется откусывать его концы, в общем, по виду фартука маме можно ставить диагноз.

История с Ритой маму потрясла. Мама рассказала, что Рита, несмотря ни на что, была душевной медсестрой, что муж ее тоже хороший парень. Ему был прямой путь в райком партии.

– Но ты же знаешь, Юра, продолжала она, – их всех турнули. Он теперь в исполкоме. Водопровод на нашей улице он один пробил, как депутат. Господи ты боже мой, какое же горе! Сами молодые жили в большом доме. У нас, Юра, большие дома очень хорошей планировки. Кухни прямо-таки… И насосом им наверх качают воду, а ты же знаешь, сынок, наши проблемы. Всегда вагонетку держу с хозяйственной водой. Иначе ничего не вырастишь.

Ритину смерть мама объяснила естественными причинами: у Риты в детстве был порок сердца, его залечили, но именно залечили, а не вылечили. С сердечниками так бывает: раз – и нету. Хорошая смерть, между прочим, для человека. Для родных, конечно, это тяжелее… Ой, несчастная мать! Ой, как же ей теперь жить на свете!

Юрая вызвали в милицию, где уже сидела гордая миссией Алена. Было много вопросов о грибах, на что Алена просто засмеялась в лицо милиции.

– Мы же живые! А мы ломанули больше, потому что нолито у нас было больше.

Из примитивного интереса к грибам Юрай заключил, что, видимо, вскрытие дало какой-то результат. Но разве можно от отравления грибами умереть мгновенно? Чепуха! То, что они толкутся на грибах, – это доказательство их бессилия, не знают, о чем спросить. С другой стороны, разговор до такой степени формальный, что видно и слышно сразу – милиция закругляется. Это возмутило Юрая – что за дела? Взыграло ретивое. Юрай почувствовал – пружинит тема. Вот бы рассказать о слепом поиске милиции. Ведь это же счастливый (тьфу! тьфу! – конечно) случай, когда он с самого начала – с вагона, да что с вагона – со школы – знает больше любого дознавателя. Вот и написать о жизни и смерти, о тех, кому в этом надлежит разбираться… Врачам, милиции. Одним словом, не будь дураком, Юрай, это та самая история, которой тебе не хватало в журналистской жизни.

Он пошел к следователю, которого помнил еще по школьным временам. Следователь приходил к ним на 9 Мая как участник войны и много лет подряд рассказывал одну и ту же байку. Юрай хотел вспомнить, какую, и не смог. Помнил, что одну и ту же, но какую, какую, черт возьми? «Смотри, какой феномен памяти, – подумал он. – Это надо усечь: чтоб все забыли, надо трандеть одно и то же».

Федор Николаевич, уже совсем сивый и сморщенный, Юрая, тем не менее, вспомнил.

– Я этим не занимаюсь, – сказал он. – Но слышал… От дорожников. Им не позавидуешь. Неприятность. А чего не жить, да? Но смерть уводит. Хотя, скажу тебе, есть одна положительная сторона в деле – отец. Что бы там ни говорили о старых кадрах, но это люди. Мог бы поднять волну до Москвы и обратно? Мог! Но не стал. Достойно встретил горе. Дочь-то разве вернешь акциями протеста?

– Но надо же знать причину…

– Значит, отец знает. Он знает и другое. Работы в милиции по горло. Рэкет-мэкет… Вагонами воруют государственное достояние… В шахтах что ни день – несчастный случай… Мы такие гражданские смерти, как повешение, самострел, отравление, вообще не берем к рассмотрению. У нас ни сил на это, ни средств. Это я тебе точно. И не хватало нам еще родственников, которые брали бы нас, – я извиняюсь, как мужскому полу говорю, – за яйца. Я слышал, у Емельяновой был рак. Значит, вопрос времени. Решила избежать мук. Операции ей все равно бы не вынести. У нее порок сердца был. Залеченный, правда, но ведь не вылеченный?

«Совсем мамиными словами говорит, – подумал Юрай. – Каждое поколение говорит своими словами. И разрыв между отцами и детьми можно определять по количеству новых слов. И чем сильнее разрыв – тем заковырестей речь у молодых. Нынешних послушай».

Юрай хотел даже сказать об этом старику-ветерану, но раздумал. Зачем?

Значит, дело свернули, хотя ежу понятно: так не делают, это не по правилам. Но какие правила в глубинке, тут свои законы. И с чем разбираться, а что бросить, тут решается просто – как скажет старший. Емельянов уже на пенсии, но для милиции еще авторитет. Ну, ладно, это старая школа – чтоб все по-тихому, но муж-то? Почему он не разнесет их всех к чертовой матери? Они говорят: «Рак». Ушла от боли. Но она же подвезти его хотела! Она же была – как всегда!