Галина Щербакова - Скелет в шкафу

– Знаете, – сказал Коля, – она просила меня взять с собой вас, потому что считает, что я тоже заполошный. – Коля счастливо засмеялся: ему явно нравилось одно на двоих с именитым режиссером определение. – А какой это заполошный?

– Это такой, за которым надо проверять свет, газ, дверь, воду, – ответил Юрай.

– Точно! – засмеялся Коля. – Я такой.

Дверь была закрыта, но Коля сам вспомнил:

– А та, старая?

– Ее забили, – ответил Юрай.

– А как же быть с холодильником? – спросил Коля.

– Никак, – ответил Юрай. – Позвонишь Беляковой – скажешь. Дверь закрыта, не взламывать же ее?

Они обошли дачу, вернулись к крыльцу, делать, собственно, было нечего. Коля достал из кармана связку ключей и стал бездумно тыкать ими в скважину.

– Об этом нас не просили, – сказал Юрай.

Парень смутился, и в тот самый момент ключ повернулся, открывая дверь.

– Это от нашей квартиры. Получается, никакой секретности, – Коля был явно доволен случившимся.

Они вошли в дом. Судя по всему, ни в какую Москву Красицкий не собирался. На столе был разложен незаконченный пасьянс, вещи для улицы – плащ, сапоги, зонтик – все висело на своих местах, но он просто встал из-за стола и пошел в тапках и пледе.

– Он был в порядке на станции? – спросил Юрай.

– Постучал в окошко и подмигнул мне. Я выскочил, а он мне: «Замерз я на этой даче, как цуцик. Убегаю». Я ему: «А почему не оделись?» «Я что, голый? А вот чтоб переодеться, надо было на чуть-чуть стать голым. Но я же и так замерз, черт возьми!» И смеется. Я посадил его в поезд. И подумал: всякий простой человек действительно стал бы переодеваться, еще более мерзнуть, а он просто встал и пошел…

Колиному обожанию не было предела, а Юрай тихонько оглядывался.

Красицкий не убирал после себя кровать. На сбившемся стеганом одеяле лежали разбросанные фотографии. Пока Коля тщательно ревизовал холодильник, Юрай разглядывал то, что совсем недавно, видимо, смотрел Красицкий.

…По кромке воды бежала девочка. Ее легкие ноги почти не касались земли, объектив ловил момент ее парения, вот она летит навстречу, вот как бы улетает от нас, вот она сбоку, бегущая на север, а вот совершенно точно убегающая от нас на юг. И только на одной фотографии девочка стоит и, кажется, слышно ее сбитое от бега дыхание. Но лицо… Странное лицо, не остановившееся, не застывшее в унисон телу, лицо, продолжающее бег… Юрай знал такие лица у спортсменок, только что закончивших выступление. Понятная вещь, без секрета. Но в этом лице было еще что-то, чего не было у спортсменок. Юрай ворошил фотографии, ища более четкий снимок, чтобы понять тайну странного внутреннего бега девочки на берегу.

Теперь он понимал Красицкого. Это были фотографии того, не случившегося фильма, и они, даже в этом черно-белом варианте, куда значительней, чем эпигонское продолжение «сморкачей» через тридцать лет. Можно понять гневную филиппику старика. И еще. Эта легкая девочка не тяжелила с ходу мужские брюки – единственное назначение нынешних барышень на ветру, легкую девочку надо было уметь догнать, чтоб хотя бы разглядеть, а уж понять… А уж коснуться… Она была выше плоти, но плоть от этого была выше себя самой (!!!). «Наворотил!» – потряс головой Юрай. Но, черт возьми, на самом же деле! «Сморкачи» наверняка тащили своих летящих девочек в кусты. Эту же затащить было нельзя. Здесь-то и крылась разница.

Ну а дальше? Где эта не поддающаяся грубому мужскому натиску девочка? Где она?

Юрай счел возможным взять несколько фотографий, сунув их в старую «Литературку», на остальные он набросил плед. Почему-то не хотелось, чтоб фотографии видел Коля, который старательно нюхал еду.

В ту ночь спалось особенно крепко. Ну с Нелкой, понятно, она просто с ног валилась с вечера, но и Юрая почему-то рано клонило ко сну. Они набросали на себя все одеяла и все пальто, потому что ночью пообещали легкие заморозки на почве. Во всяком случае, Юрай проснулся, когда все уже было кончено: дом Кравцовой сгорел до печного основания. Ни когда началось, ни когда занялось вовсю, никто как бы и не знал. Дачники уже разъехались, а местные располагались в порядочном отдалении. Так как у Юрая света в окнах не было, все решили, что и они уехали тоже, прибежавший народ глазом прикинул, что ни дом Красицкого, ни дом Юрая огнем не охватится, потому как безветренно, и огонь цветет себе аккуратненько и кучно.

Только к утру к углям и пепелищу приехали милиция и пожарные, и вот тут-то Юрай и проснулся от шума машин, а потом ощутил во рту горечь. За окном торчала казавшаяся необычайно высокой и даже какой-то модернистской печная труба. Юрай выскочил на улицу в трусах, за ним в ночнушке выбежала Нелка. От пожарища тянуло жаром и казалось тепло.