Галина Щербакова - Скелет в шкафу

Если сейчас окна по свежести закрыты, то вылазка Юрая смысла не имела, но они были полуоткрыты, так как Вера Ивановна дом слегка подтапливала.

– …Офицер-голоштанник, – говорила Вера Ивановна. – Ты все кругами ходишь, а я тебе могу быть живой свидетель.

– Свидетель чего? – спросила Тася, и Юрай почти видел, как у нее при этом чуть-чуть свело скулы.

– Я же в курсе всего, – ответила Вера Ивановна. – Ты знаешь. И я нуждаюсь. Я хочу, чтобы сын демобилизовался из этой проклятой армии. Он мне живой нужен.

– А кто его убивает? Сидит под Москвой и сидит.

– Тася! Я все знаю!

– Мне бы такое все знать.

– Ну зачем ты передо мной ваньку валяешь? Я же тебе говорю. Мне все равно, с какой стороны спасать сына.

– Тогда и проблемы нет. Спасай! А я устала как черт от задницы твоего соседа. Такая тяжелая зараза… – Юрай почувствовал, что «видит», как у нее при этом морщится подбородок.

– Ты это зря… Я могу тебе помочь, но могу и много плохого сделать.

– Да ну? – засмеялась Тася, и Юрай снова «видел», как напряглись у нее при этом челюсти и как мелко-мелко задрожала выемка у шеи, будто в ней в одночасье забил внутренний источник и ищет выхода.

– Тася! У тебя дочь и у меня сын. Ты на все идешь ради нее, и я на все пойду. А можно ведь и не идти? Возьми меня свидетелем. Я же фотографии не все спалила… Кое-какие оставила.

– Вера! – устало сказала Тася. – Охолонь. Мне ничего чужого не надо. Свое я хочу иметь по праву… Мне свидетели ни к чему…

– Ты не поняла! – засмеялась Вера Ивановна. – Я могу быть и другим свидетелем. Я так много про вас всех знаю, что мне все равно, на чьей стороне выступать…

Юрай слышал, что Тася уходит, уходит молча. Сейчас по-быстрому надо спуститься в овраг, а то ненароком повернись она во дворе в его сторону, может и увидеть. Пришлось чуть не скатиться вниз, у самой речушки-маломерки аж застонал от боли, а она возьми и окажись рядом – Тася.

– Чего это вы тут и на земле? Разве вам так можно? После укола полагается тепло, а вы сидите на стылом…

– Я эту маленькую дурочку люблю, – сказал Юрай, тыкая пальцем в реку. – Норовистая, с характером, а бог размера не дал.

– Тут один старик называет ее сопля с замахом. А вообще-то она Сопля. Река Сопля.

– А я и не знал, – засмеялся Юрай.

– Ну и зря, – ответила Тася. – Тут много мест с секретом, с тайностью… Бывает покруче, чем у людей… – Она явно над ним издевалась. – Но вам подавай человеческие секреты. Давайте помогу влезть наверх. Больному телу любопытство вредно.

И действительно, как бы он без нее поднялся? Со своего крыльца за их неспешным подъемом внимательно наблюдала Вера Ивановна.

Тася уложила Юрая, накрыла одеялом и сказала почти по-матерински:

– Возвращайтесь в город. Здесь сейчас же нездорово. Не дай бог, простынете, схватите воспаление легких… Тепло может вернуться только в сентябре, да и то ненадолго… Ну приедете, посмотрите, как займется рябина. Это мое любимое время. Я от рябины и дурею, и слабею одновременно, и все свои глупости совершаю в рябиновое время. Но по друидскому гороскопу я жасмин. Совсем не те запахи, не та порода… Хотя, что мы про это знаем, кто мы и зачем?

Она снова печально улыбнулась и ушла, оставив Юраю чувство неловкости и недоумения от как бы случившегося поражения. Он не заметил, как уснул, а проснулся от того, что в окошко стучала Анна Белякова.

– Вы уже вернулись? – удивился Юрай.

– Господи, а что такое две недели? Даже бульон у моего подопечного не успел скиснуть. Он что, совсем не ел?

– Не в курсе, – ответил Юрай. – Мы сражались в шахматы, а иногда и просто так.

– Это нам известно. Не побил? Не покалечил?

– А что? И так бывает?

– Старик крутой и все чаще бывает глупый… Я хотела у вас спросить, сколько вы еще здесь будете? Мне надлежит его тоже транспортировать, но он пока не хочет… Раз вы здесь, я не настаиваю… Но ведь уже холодрыга…

– Моя жена уедет хоть завтра. Ей тут все надоело.

– Я тогда вас попрошу вот о чем. Если сниметесь в одночасье, сообщите Коле. Паренек на почте, знаете? Я с ним договорюсь, чтобы послеживал за моим стариком. Он будет счастлив, если только тот не кинет в него палкой.

– Коля поймет, – ответил Юрай. – Я его знаю. У него самое счастливое в жизни – съемка в фильме Красицкого.

– Бедняжечка. Сколько несчастных плодит наше распроклятое искусство. Просто зараза какая-то…

– Ну, может, теперь будет иначе… Много других соблазнов… Кипр, например. Как там, кстати?