Никита Филатов - Огненный лис

Ну-с, что я вам говорил?

Облаченный во все белое главный врач укоризненно посмотрел на Яна Карловича:

Белая горячка. Никого не признает. Только лопочет все время о брате Викторе, об иконе... да ещё у какого-то Пиккельмана прощения просит. Ну, иногда ещё расстреливает медицинский персонал из этого своего "маузера".

Врач склонился над Ройтманом и почти без труда забрал у него из его ладони огрызок вялого парникового огурца. Затем выглянул в коридор и позвал санитаров:

Больного в постель.

Доктор, а ничего не надо... может, лекарство какое-нибудь? Укольчик? робко подал голос удрученный, и даже испуганный произошедшим Ян Карлович.

Нет. Минут через десять-пятнадцать он придет в себя. Относительно, разумеется. Но разговаривать с ним сейчас, сами понимаете...

Да, да, конечно! Конечно, доктор. Вы абсолютно правы. Не надо было мне Пашу беспокоить Зря я, так сказать, затеял...

Приходите позже, - посоветовал главный врач. - Месячишка через полтора-два. Может, состояние больного улучшится. Хотя, пока рано делать прогнозы...

Спасибо, доктор!

За что же?

За заботу и вообще... - Ян Карлович помялся немного, но потом все-таки протянул человеку в белом халате стодолларовую купюру:

Вот, прошу вас... на непредвиденные расходы. Может, лекарство какое понадобится...

Медик молча, с достоинством принял деньги, и тут же убрал их в карман. Дюжие санитары, тем временем, занялись Ройтманом, все ещё не подававшим признаков жизни: подняли его с пола, переложили на койку, устроили поудобнее под одеялом. А спустя всего несколько минут посетитель уже раскланялся на проходной с давно не бритым, мордатым вахтером и покинул территорию "психушки".

Вот и попрощался с Пашей, - грустно подумалось ему.

На улице Ян Карлович скорее по привычке, чем по необходимости, огляделся по сторонам.

Пыльная, вся в выбоинах, проезжая часть, по краям - остатки тротуара, покосившиеся фонари электрического освещения... Ян Карлович по прозвищу Карла неопределенно шмыгнул носом, шаркнул модным ботинком по сухой земле под ближайшим тополем и направился, куда глаза глядят.

До отхода пассажирского парома "Айслэнд", на котором он собирался отправиться в Швецию, оставалось ещё много времени. Вещи, собранные в дорогу, покоились в небольшом чемодане, в камере хранения Морского вокзала, карман пиджака приятно распрямлял свежей "корочкой" заграничный паспорт, в котором уже стояли необходимые визы.

В специальном поясе, под рубахой, лежали деньги. Немного, но на первое время должно хватить. С матерью Карла уже простился - решил, что заберет её позже, когда обживется и обустроится на новом месте. Жена? Да пес с ней, с этой крашеной стервой... Больше особо печалиться было не о чем. Оставалось только скоротать где-нибудь время до начала регистрации и - адье! Прощай, немытая Россия... Прощай, любимый город, прощайте, воспоминания юности, коммерческие успехи и любовные неудачи.

А заодно уж, прощайте и вы - опер со следователем прокуратуры, тщетно пытающиеся преодолеть наложенное "сверху" табу на раскрытие подлинных обстоятельств трагической смерти некоего гражданина Пиккельмана.

В сущности, Карла вовсе не был уверен в том, что в убийстве старого кладовщика виноват лично он. Ну, подумаешь, наподдал разок-другой ботинком под ребра... Евреи - народ живучий, их и ломом не разу зашибешь.

Однако, некоторые ребята в погонах полагали иначе. Так что, пойди теперь, доказывай, что ты не верблюд, когда тебя уже и в зоопарк засунули, и табличку на клетке повесили, и даже соломки дали. Поэтому, во время задушевной беседы с куратором из "конторы", Ян Карлович не отрицал ничего.

Ты кашу заварил? - хмурил брови тогда ещё подполковник Бойко.

Ага, - пустил слюни Карла.

И перестарался?

Переборщил немного...

И что теперь с тобой делать прикажешь?

Может, отпустите вы меня, товарищ начальник, а? Ведь верой и правдой, столько лет... столько зим. Для общего дела ведь старался - сами же просили Витька подставить... Хотел как лучше!

Сработало. Отпустили. И даже с документами на выезд помогли.

Вот Карла и ушел. В дураках ему оставаться было не с руки, изворотливый ум, смекалка и развитый великолепно инстинкт самосохранения не позволяли.

Ясно же, что это сегодня товарищ начальник добрый. А завтра? Переменится что-нибудь где-нибудь наверху - и все, пожалуйте бриться! Достанут, откуда угодно...

Нет уж! Нырять, так нырять, - усмехнулся Карла наивности "куратора", и на всякий случай сварганил себе заграничный паспорт на чужое имя.