- Вы все еще не рассказали мне о своих преступлениях, - напомнил ей Питер.
- О, преступление должно было случиться, - сказала Линда, - и Фред должен был стать его жертвой. После окончания колледжа его сразу направили в армию, и мы оба понимали, что это означает Вьетнам. Он отправился на учения, а потом вернулся на короткий период домой, пока оформлялись документы для отъезда за границу. И вот тогда он стал серьезно обсуждать со мной вопрос нашей свадьбы. Он сказал, что он долго и с нетерпением ждал этого момента. Но сейчас, когда он больше всего хочет, чтобы мы поженились, он считает, что этого нельзя делать. Что, если он вернется с войны беспомощным калекой, слепым или еще каким-то? Он не может обречь меня на такое будущее. Он знал, что не сможет освободить меня, если с ним случится что-то подобное, потому что, как он сказал: "Ты есть ты, дорогая. Ты откажешься разводиться со мной, как бы это ни было несправедливо по отношению к тебе".
Я бы вышла за него замуж, Питер, если бы он попросил этого. Не потому, что я очень уж хотела, а потому, что считала: у него есть право ожидать этого от меня. Но то, о чем он меня просил, я не могла ему дать. Он так нежно, так страстно умолял меня, а я не могла... Что-то во мне возмутилось против этого. Итак, я проводила его ни с чем. Это и было моим преступлением, Питер. Он погиб, думая, что я отказала ему из-за какого-то его недостатка, тогда как это у меня были недостатки, это я так жестоко и несправедливо поступила с ним в тот момент. Он писал мне письма из Вьетнама, в которых все время извинялся, что так многого потребовал от меня. Бедный Фред! Не он требовал от меня слишком многого, а я могла дать ему слишком мало. Я дала понять Фреду, что так много значу, и совершенно ничего - другому мужчине, который как раз ничего для меня не значил. Вот в чем заключается мое преступление.
Она погрузилась в долгое, горькое молчание. Питер прислушивался к капающей воде. У него устали глаза от пристального наблюдения за дверью, откуда мог появиться Кремер.
- Когда я спросила вас, верите ли вы в злой рок, - вдруг сказала Линда, - это потому, что, когда Джордж тащил меня в гору, у меня было такое чувство, будто какая-то неведомая сила говорила мне, что, раз я не смогла свободно и с любовью отдаться Фреду, меня жестоко накажут за это. Мне казалось, что все взаимосвязано.
- Все это просто романтическая чепуха, - сказал Питер. - У вас был тяжелый эмоциональный опыт с этим вашим едва знакомым мужчиной из богатого особняка. Это вывело вас из равновесия как раз в то время, когда вам нужно было полностью посвятить себя Фреду. Наказание могло последовать только в том случае, если бы вы не смогли устоять и отдались бы мужчине, которого встретили в первый раз.
Помолчав, она сказала:
- Если мы выберемся отсюда, Питер, можно мне снова поговорить с вами об этом? Я смогла рассказать вам то, о чем говорить всего труднее.
- Возможно, вам это и требовалось, - сказал Питер. - Рассказав кому-то об этом, вы словно освободились от сознания своей вины.
Глава 3
Слова, слова, слова... Казалось, в момент опасности или отчаяния они единственные могут облегчить душу человека. Питеру припомнилось, как они вот так же, потихоньку, разговаривали в корейских джунглях, когда, казалось, в каждой тени прятался враг. Мужчины, бывшие с ним, всегда обращались к разговорам - но не о том месте, где оказались, а о самих себе. Они рассказывали о давно прошедших временах: вспоминали случаи из детства, о кушаньях, которые им нравились, о женщинах, которых любили. Признавались в своих нечестных поступках или ошибках, как будто их слушатель был священником и мог освободить их от чувства вины. И сейчас то же самое. Слова удерживали Эмили от полного отчаяния. Слова заставляли Линду не думать о предстоящем ужасе. И сам Питер поймал себя на том, что тоже размышляет о своих ошибках и упущениях в жизни, прислушиваясь к равномерному стуку капель по дну раковины, словно отмечающему истекающее время.
Еще с того трагического дня на горе Барчестер, когда Питер потерял отца и стал инвалидом, он инстинктивно чувствовал, что когда-нибудь проиграет в своей войне с неоправданной, бессмысленной жестокостью. Но и свое поражение он всегда представлял себе как героический акт. Он погибнет славной смертью, так что его поражение будет своего рода факелом, который кто-нибудь еще поднимет и торжественно понесет дальше. Он усмехнулся про себя. В данной ситуации, как оказалось, нет ничего славного и героического. Никто не видит его стоящим на крепостном валу со шпагой в руках и не приветствует его ликующими криками. Все будет похоже на древнюю, как сам мир, историю, когда достойные люди случайно погибают по совершенно необъяснимой, дурацкой причине. Об этом прочтут в газетах и на следующий же день забудут. Никто больше не заинтересуется этим случаем. Только еще довольно долго жители Барчестера будут более тщательно проверять на ночь запоры своих домов.
Читать дальше