Ян Флеминг - Из России с любовью

Через десять минут они достигли 20 тысяч футов и по широкому воздушному коридору, вдоль которого самолеты летают из Англии к Средиземному морю, направились на юг. Вой моторов снова перешел в глухой равномерный рев. Бонд расстегнул пристяжные ремни и закурил. Потом он протянул руку к лежащему под сиденьем плоскому атташе-кейсу, достал оттуда "Маску Димитриоса" Эрика Эмблера и положил кейс - очень тяжелый, несмотря на небольшой размер, - на сиденье рядом. Вот удивилась бы девушка, регистрировавшая его билет, подумал Бонд, если бы вместо того, чтобы разрешить ему взять кейс с собой как ручной багаж, поставила его на весы. И если бы таможенники, заинтригованные необычным весом небольшого чемоданчика, пропустили бы его под лучами "Инспектоскопа".

Отдел специального снаряжения секретной службы - "Кью Бранч" - много поработал над этим симпатичным чемоданчиком, изготовленным фирмой "Суэйн энд Адени". Сначала ободрали кожу, сняли замки и ручку. Между наружной обивкой и изнанкой сотрудники отдела уложили пятьдесят патронов калибра 6,35 мм, а вдоль торцов - по одному плоскому, острому как бритва ножу для метания. Стоило нажать особым образом на шов в углу, как рукоятка ножа выскальзывала из-под обшивки. Не обращая внимания на насмешки Бонда, искусники отдела "Кью" спрятали в ручку кейса таблетку цианистого калия на случай, если он будет захвачен в плен русской разведкой. (Как только чемоданчик попал в руки Бонда, он тут же выбросил таблетку в туалете). Его гораздо больше интересовал толстый тюбик с кремом для бритья, находящийся в походном несессере, укомплектованном в остальном обычными туалетными принадлежностями. Вся верхняя половина тюбика снималась, и там хранился глушитель для его "Беретты", упакованный в вату. На случай, если Бонду понадобится валюта, в крышке чемоданчика хранилось пятьдесят золотых соверенов.

Хитроумный чемоданчик изрядно позабавил Бонда, который не мог не признать, что, несмотря на тяжесть, это весьма удобный способ незаметно возить с собой инструменты своей профессии, которые в любом другом случае ему пришлось бы рассовывать по карманам и зашивать в одежде.

На борту самолета кроме него было еще двенадцать пассажиров. Он улыбнулся при мысли о том, как была бы потрясена его секретарша, Лоэла Понсонби, узнай она о тринадцати пассажирах. Накануне, когда он вернулся от М. и начал собираться в путь, она отчаянно возражала, узнав, что вылет назначен на пятницу тринадцатого числа.

- Но ведь именно тринадцатого путешествовать лучше всего, - терпеливо объяснил Бонд. - В этот день всегда мало пассажиров, можно удобно расположиться в самолете, и обслуживание куда лучше. Я всегда стараюсь летать тринадцатого числа - если у меня есть выбор.

- Раз уж вы так решили, ничего не поделаешь, - неохотно согласилась Лоэла. - Но я буду беспокоиться о вас до самого вечера. И ради бога, будьте поосторожнее. Сердце подсказывает мне, что вам угрожает опасность.

- Ах, это нежное сердце! - поддразнил ее Бонд. - Сразу после возвращения я приглашу его отобедать в ресторане.

- Ничего подобного! Оно категорически откажется! - холодно отрезала девушка. Но позднее, когда он уже собрался уходить, она неожиданно обняла его и поцеловала. И Бонд в который раз подумал: зачем ему нужны все эти женщины, когда самая желанная находится рядом.

Самолет продолжал лететь над бесконечным океаном облаков, похожих на взбитые сливки и казавшихся отсюда настолько плотными, что на них можно было бы безопасно совершить посадку. Внезапно облака разошлись, и далеко слева, в голубой дымке, показался Париж. На протяжении часа они летели над выжженными полями Франции, пока после Дижона земная поверхность на склонах Юрских гор не начала становиться все более темно-зеленой.

Принесли ленч. Бонд отложил в сторону книгу и принялся за еду. Внизу промелькнуло стальное зеркало Женевского озера и сосновые леса, поднимающиеся к заснеженным пикам Альп. Самолет пролетел совсем рядом с огромным клювом Монблана. Бонд посмотрел вниз - на серые, как слоновья шкура, языки ледников - и вдруг увидел себя, семнадцатилетнего юношу, на вершине скальной расщелины с веревкой, обвязанной вокруг пояса, страхующего двух своих товарищей из Женевского университета, которые поднимались к нему по отвесной скале.

А что теперь? Бонд хмуро улыбнулся своему отражению в плексигласе иллюминатора. Если бы тот юный Джеймс Бонд подошел к нему на улице и заговорил с ним, что подумал бы юноша о нем, секретном агенте 007, повзрослевшем Бонде? Узнал бы он себя в этом человеке с надменным холодным взглядом, шрамом на щеке и пистолетом под мышкой левой руки - в постаревшем, прожившем нелегкие годы Бонде, знающем цену и предательству и безжалостности? И если бы этот юноша узнал о новом задании Бонда, каким могло бы быть его мнение о бесстрашном секретном агенте и его романтической роли британского сутенера?