Эля Хакимова - Комната страха

– Ты сошел с ума! Я никогда не взял бы себе ничего.

– Как хочешь. Это все равно останется нам. Мне и тебе.

– Ты ведь знаешь, что я нашел наследниц. И уже передал все документы.

– Все можно вернуть, – упрямо покачал головой сумасшедший. – Никогда не бывает слишком поздно, я очень часто убеждался в этом. Даже если все против меня, как в том деле с бездомными. Шумиха поднялась, полиция, и все из-за чего? Из-за того, что несколько никчемных бродяг расстались со своим ничтожным существованием… Смешно… И все же никто меня даже не заподозрил. Я вышел сухим из воды. Хм. Потом мне с успехом удалось это во второй раз.

Свет, падая из-за его спины, протягивал длинные черные тени, делавшие реальность фрагментарной и опасной для всех находящихся в этом низком, но просторном помещении.

– Кого ты хотел обмануть с инсценировкой самоубийства? – Макс заговорил жестко и уже по-новому смотрел на брата. – И зачем? Ты ведь уже тогда знал о наследницах.

– Я же говорю, удача. Мне чертовски везет, так и должно быть. Даже с Евой. Казалось бы, опять промашка: невероятно, но ей удалось остаться в живых после того, как я под видом серийного маньяка поработал над ней. Но выясняется, что провидение спасло ее. И для чего? Для того чтобы она нашла нам сокровища Сеньоры. Я не мог поверить в то, что у судьбы такое же чувство юмора. Чувство юмора и изощренность – это про меня… Кроме того, я еще и думаю, и вижу то, чего не видит никто. Я умею использовать слабости людей. У каждого своя слабая сторона, – он поднял брови, – даже у тебя. Я ведь почти не удивился, когда к нам в оркестр, заняв мое место первой скрипки, пришла Лени, на руке которой – па-бам! – я вижу фамильный перстень толедского инквизитора. Ты не был так внимателен к рассказам нашего опекуна. А я отчетливо помню его историю про этот перстень и обручение. С Лени было проще простого. Несколько писем и терпение, чтобы дождаться ее у пруда. Ну и аккуратность – не люблю оставлять следы. Единственный сбой пока был с Марфой. Я думал, что после такого не выживают, тем более беременные. Наша мать не выжила… Такие хрупкие создания, такие неповоротливые и беззащитные. – Наклонив голову он посмотрел на Еву– Но и с ней тоже был бы порядок: еще немного – и я закончил бы начатый черновик. Со старухами и того легче: пожар, о котором и узнают не сразу. Видишь, я бы все устроил, если бы не ты. Если бы я успел! Ты бы ничего и не узнал. Никогда не узнал бы, чем обязан своему брату ты, такой сильный, такой правильный и спокойный, – мне, своему ненормальному, не приспособленному брату, лишившему тебя родителей. В тонкости натуры есть свои преимущества, артистизм можно применить и в таком деле…

– Я никогда не винил тебя в смерти родителей. Никогда не считал тебя ненормальным.

– Да, разумеется! Ты терпеливо сносил мои нервные срывы, подставлял себя под удары. Ты даже не стонал, когда я вырезал тебе на лбу такой же шрам, как тот, что появился у меня после аварии. Ты ведь мой героический брат. Но никто, кроме меня, никто, даже ты, не решился бы на такое. Устранение сразу стольких помех. Их же настоящая прорва, этих наследниц! А старик сошел с ума, если вознамерился отблагодарить свою незабвенную, да еще ее потомков, которые вообще никакого отношения не имели к нему, тем более к сокровищам Сеньоры!

Он стал обходить Макса, направляясь в сторону Евы. Волосы зашевелились на ее затылке. Медленно и не отрывая глаз от надвигавшего человека, она начала подниматься. Тело плохо слушалось, она была слишком слаба. Бумажные руки, песочные ноги и большое, неподъемно тяжелое тело: «Почему Макс позволил ему так близко подойти ко мне, почему он ничего не предпринимает? Где он?»

Не имея возможности отвести глаза от гипнотического взгляда надвигавшегося на нее человека, Ева не могла ни двинуться с места, ни увидеть Макса. Его брат подошел вплотную к ней, одним рывком поднял ее с матрасов и, поставив на ноги, прислонил к стене.

Ласково глядя на Еву, нежно ей улыбаясь, он протянул свои длинные руки к ее белой тонкой шее. Обхватив горло целиком, он слегка сжал ладони и большими пальцами погладил ее скулы. Холодная липкая испарина покрыла кожу Евы. Приблизив к ее лицу свое, он заглянул ей в зрачки. В Комнату Страха, в глаза Лары, все еще отраженные на сетчатке…

– Какая прелесть! Немного голову вправо, любезный. Три четверти будут смотреться лучше, чем профиль. Сейчас вылетит птичка, маленькая и черненькая.

Ева сначала услышала голос. Только потом, скосив глаза (голову повернуть она не могла, парализованная железным ошейником рук), она увидела говорящего.