Эля Хакимова - Комната страха

«Не знаю, – ответила Ева. – Этого никто знать не может. Вас он не слышит. Значит, это человек».

«Ему снишься ты! – закричала Лара и радостно захлопала в ладоши. – Если бы он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?»

«Бу!» – по-ведьмински растопырив пальцы, напугала его Лени.

Как ни странно, но это его, действительно, испугало. Закрыв лицо руками, на полусогнутых, непослушных ногах тип бросился в сторону от сестер, пробежав при этом сквозь Лару, оказавшуюся на его пути.

«А теперь беги, Ева, беги. – Лени снова прилаживала голову Ларе. – Лара знает дорогу».

«Куда, куда?» Ева уже на ходу оглянулась к Лени и увидела только расходившиеся круги на воде.

«К тебе. Туда». Лара была уже очень серьезна и сосредоточенно летела по направлению к самой темной аллее парка.

Ева, кое-как поспевая за сестрой, вбежала в парк. Пересекая его границу, она почувствовала, как изменился воздух, – он стал неподвижным и как будто более влажным. В полной тишине раздавались чавкающие звуки – это Ева бежала по густой каше из нерастаявшего снега, воды и земли, густо приправленной полусгнившими листьями.

Спустя какое-то время она нырнула вслед за Ларой в тоннель, зиявший черной дырой входа. Вход был скрыт за кустами, ветви которых спутались в почти сплошной войлок из проволоки прутьев и жестких вечнозеленых листьев, и, если бы не Лара, Еве снаружи ни за что не удалось бы даже увидеть люк в катакомбы.

Тень, не отстававшая от Евы от самого дома Марфы, все так же незамеченной последовала за ней и туда.

Дальше бежать было значительно легче. Длинные коридоры, потолки которых то взвивались вверх, то тяжело нависали над головой, были скудно освещены лампами. Некоторые из помещений или ответвлений ходов, мимо которых пробегала Ева, были завалены битым кирпичом и крупными камнями. Несколько раз упав, споткнувшись о мусор или камень, она роняла и снова поднимала бумажный мешок, который принес ей курьер у собора. Прижимая к себе мятый пакет, Ева от души надеялась, что содержимое его – вещь не хрупкая и не бьющаяся. По тяжести, по крайней мере, она могла предположить, что сделана эта вещь из железа.

В очередной раз растянувшись на каменном полу, Ева потерла ушибленное колено и, вставая, схватила обеими руками пакет.

Сведенные руки с силой стукнулись друг о друга, пройдя сквозь пустоту. Опомнившись, Ева огляделась вокруг. Снова очутилась в Доме. И не в самом лучшем его месте. Раскаленный песок плавился в стекло. Чудовищно яркий свет отвесно падал вниз расплавленным потоком. Все. Умерла.

«Я так и думала, что эти девчонки не справятся, – заметила Сеньора, терпеливо поджидавшая, пока Ева, наконец, ее увидит. – Ничего нельзя им поручить».

Сеньора зябко повела плечами и укуталась в шаль. Волосы ее были растрепаны, правый рукав длинного платья а-ля Директория был почти оторван.

«Я умерла?» – безнадежно опустив руки, спросила Ева.

«Да. Но еще не поздно вернуться. Разумеется, если пожелаешь. – Сеньора вопросительно взглянула на Еву– Ты ведь хочешь?»

«Да. Наверное, – вздохнула Ева. – Мне зачем-то надо вернуться».

«Видимо, не очень», – с сомнением оглядев ее, заметила Сеньора.

«Ничего не понимаю, – устало протянула Ева. – Все это так запутано!»

«Просто ты не привыкла жить в обратную сторону, – добродушно объяснила Сеньора. – Поначалу у всех кружится голова… Одно хорошо, помнишь при этом и прошлое, и будущее».

«Я и прошлого не помню. Разве можно помнить то, чего еще не случилось?»

«Значит, у тебя память неважная. Но тебе легче, ты всего лишь вспоминаешь себя. Твоя сестра, например, прямо сейчас пытается вспомнить другого человека».

Ева стояла, с трудом сохраняя равновесие на зыбкой корочке хрупкого песка, под которой волновалось кипящее стекло. Сеньора, тяжело вздохнув, подняла голову, затем, расправив плечи, снова взглянула на Еву огромными темно-карими глазами.

«Я рада, что вы здесь со мной», – сказала Ева.

«А я уже ничему не рада, – вздохнула Сеньора. – Забыла, как это делается. Тебе повезло: умерла, да еще и радуешься, когда захочешь».

«И все-таки здесь очень одиноко. Я не хочу быть одна. – Ева оглянулась вокруг и под одобрительный кивок Сеньоры, ставшей невообразимо красивой, облачившейся вдруг в прелестнейшее платье, будто сшитое из лепестков чайных роз, уже закричала в полный голос: – Я хочу обратно к своим детям! Хочу жить!»

Открыв глаза от собственного крика, она села. Ощупала свое тело и, со всхлипом вздохнув, обхватила огромный живот: «Все хорошо, мама с вами». Недовольные обитатели живота толкнули ее легонько изнутри – мол, что у вас там снаружи происходит?