Дмитрий Щеглов - Сентиментальный детектив

– Ну, теперь убедилась?

Лешка, говорит, что они чай попили, он ее рукой не коснулся, а потом ее проводил до дому.

Мне бы надо потом на постельное белье в шкафу посмотреть, но я не опустилась до этого».

Правильно, и сделала, подумал Скударь. То я бы один раз испил горечь измены и постепенно успокоился, а теперь должен каждый день, поедом себя есть, и мучиться сомнениями, как Фрол Голопупенко до конца жизни, было у Лешки с Клавдией что, или не было.

Неожиданно он усмехнулся, вспомнив про свой бренный срок. Ничего, потерпи, казак, недолго осталось. Он, ковырнул кинжалом у себя в груди, представив, как два обманутых ими с Ариной человека, умываясь слезами, обнимают друг друга, и горькие обиды бесхитростно обращают в суровую справедливость, в праведное возмездие. Ох, сладостно, оно должно быть.

Дочитывал письмо, он уже спокойно.

«Еще Лешка сказал, что обиделась Клавдия на тебя кровно. Если ты не получишь отсюда из Москвы никакой весточки, так и знай, она тебя напрочь выбросила из головы».

Вот и подтверждение! – подумал Скударь и воткнул кинжал глубже.

«Я могла бы тебе об этом не писать, но лучше, чтобы ты знал.

Мы с Клавдией еще раз встречались. Только не дома у меня, а на нейтральной почве. Мы в кафе посидели. На этот раз она держалась уверенно. Она ведь не знала, что у нас Лешкой все было заранее оговорено. Вот она и думала, что знает больше меня, и что я перед нею, скрываю свою связь с тобою. Владеющий чужой тайной считает себя на коне. Лешка расплатился и вышел, собираясь нас подождать на улице. А мы заказали себе еще мороженного, и стали делить шкуру неубитого видмидя. В данном случае тебя. Прогресс наметился. Клавдия сама начала разговор, издалека. Я не ожидала от нее такой откровенности.

– Я эмансипированная женщина! – заявила твоя Клавдия. – Два дня я думала, и решила, что, пожалуй, не смогу дать вам повода для недовольства. С моей стороны не будет никаких упреков, хотя вы злоупотребили моей доверчивостью и даже робостью. Я не буду возвращаться к своим обидам и готова со своей стороны предать все забвению. Мы обе несчастные женщины. Мне стыдно глядеть вам в глаза, как должно быть, и вам, мне. Отнюдь, я не намерена умалять свою благодарность за оказанную мне любезность, но ваше предложение, я оценила по достоинству. Вы ничего не выигрываете и не проигрываете. Мы восстановили статус-кво и даже сможем обменяться впечатлениями.

Записала ее округлые фразы я дословно. Но смысл и так, думаю, понятен. Или не очень?»

Скударь взбесился. Он подпрыгнул на кровати. Эта дура предлагает обменяться впечатлениями. Они как у коней будут сравнивать наши достоинства. О Содом и Гоморра. О лахудра Клавка. Вот где оказывается, черти водились. Хоть бы подвела базу какую-нибудь научную базу в свое оправдание, кандидатша чертова. Залезла мужику в штаны, при живой жене. Где его глаза были? Сопли распустил. В ежовые рукавицы надо их всех. На костер! Приеду, убью стерву!

Читал Скударь дальше на одном дыхании.

«Рюрь, ты бы видел ее глаза. Это были счастливые, отчаянные, отрешенные от мира земного глаза. Такие, бывают только у влюбленных. Синеглазка вырвалась на волю. Ей было не до меня, не до тебя, и не до твоих проблем, о которых она еще не знает. Она купалась в нежданно дарованной свободе. С одной стороны ты дал ее, с другой стороны – я, а кузнец ее счастья, вон он там курит на улице. Но как красиво она облекла все это в ироничные и торжествующие слова. Оказывается, поделиться или совсем отдать своего мужчину, на которого ты имеешь законные права – это оказать ей любезность.

Я хотела ее немного осадить и сказать, что впредь для любезностей, у них с Лешкой есть место на Тишинке, но не стала портить им медовый месяц. Может правда ничего не было? Все равно скоро она окунется в житейскую прозу, и тогда придется ей быть крепкой натурой, чтобы самостоятельно плыть по океану соблазнов, и в первую очередь тяжелых, житейских забот.

А она у тебя, несмотря на выспренний слог и желание казаться умной женщиной, обладает всего лишь одним неоспоримым достоинством, она необычайно обольстительна и аппетитна. Пришлось, сказать ей, что мы обе умные женщины, а женский ум не каждый мужчина оценит.

– Это вы, милочка верно заметили. У мужчин только одно на уме. – подбила она баланс нашему разговору. Она меня милочкой называет.

В этот раз мы не стали касаться скользких тем, как быть нам дальше. Мне было не этого. Она, твоя белорыбица, похоже, заглотнула крючок вместе с грузилом. Я могла свободно вздохнуть.