Дик Фрэнсис - Банкир

Окно... Путь наружу.

Я пополз вдоль стены к окну и обнаружил, что изнутри оно перегорожено, явно не для того, чтобы лошадь не сбежала, а чтобы она не разбила стекло. Так или иначе, пять толстых прутьев были вмурованы в бетон сверху и снизу, надежные, как тюремная решетка. Я беспомощно потряс ее обеими руками и убедился, что они укреплены намертво. Сквозь пыльные оконные стекла мне сбоку видна была приемная, и пока я стоял там, держался за решетку и смотрел, Кальдер хлопотливо сновал туда-сюда через открытый освещенный дверной проем, перенося что-то из помещения в свой автомобиль. Я ясно видел, как портфель Яна Паргеттера перекочевал на заднее сиденье, и досадливо припомнил, что связка отмычек осталась торчать в одном из его замков. Я видел, как Кальдер охапками выносил баночки без этикеток, набитые капсулами, и коробки, наполненные неизвестно чем, и осторожно складывал все это в багажник, а потом запер его. Кальдер старательно заметал следы. Я заорал, окликнул его, но он либо не услышал, либо не счел нужным услышать. Единственным результатом было то, что за моей спиной пугливо дернулся жеребец, переступил копытами и беспокойно закружился по стойлу.

— Тихонько, — ласково сказал я. — Стой спокойно. Все в порядке. Не пугайся.

Тревога животного улеглась, и через окно я разглядел, как Кальдер выключил свет в приемной, запер дверь, сел в машину и тронулся с места.

Он поехал через подъездной путь на главную трассу, не к своему дому.

Огни его автомобиля мелькнули за деревьями, когда он вывернул через ворота, и пропали; и мне вдруг стало очень одиноко, заключенному в этом грязном месте Бог знает на какой срок.

Глаза потихоньку привыкали к темноте, и в тусклом свете неба мне вновь стали видны очертания стойла, стены, ясли... лошадь. Огромному темному существу не нравилось, что я здесь, оно никак не могло угомониться, а я не мог придумать, как избавить его от своего присутствия.

Потолок был сплошным, не как в иных конюшнях, где стропила под крышей открыты. В других местах проворный человек мог перекарабкаться через перегородку из одного стойла в другое, но не здесь; да и в любом случае никто не обещал, что за следующей дверью будет лучше. Там может оказаться другое стойло, но, по всей вероятности, так же тщательно запертое.

В карманах моих брюк не оказалось ничего, кроме носового платка.

Складной ножик, деньги и ключи от дома были в моей куртке, на заднем сиденье моей незапертой машины, стоящей на дороге. Темный свитер помогал мне двигаться быстро, бесшумно и незаметно, однако в нем некуда было спрятать даже монетку, которая пригодилась бы мне в качестве отвертки.

Я сосредоточенно соображал, что может сделать голыми руками человек, чего не может лошадь, превосходящая его силой, но во тьме не мог найти ничего, чтобы развинтить петли или снять с них дверь; нигде ничего такого случайно не валялось. Мало приятного, но, похоже, именно здесь мне предстояло дожидаться возвращения Кальдера.

А потом... что потом?

Если он намеревался убить меня, почему он уже не покончил с этим? Еще пару раз взмахнуть огнетушителем... и я ничего бы об этом не узнал. Я подумал о Джинни, точно зная теперь, как это было с ней. Вот она жила, дышала, мыслила, а в следующий миг... уже нет.

Подумал о Яне Паргеттере, убитом одним ударом своей же медной лампы.

Подумал о том, как был потрясен и расстроен случившимся Кальдер; него отчаяние было настоящим, и, возможно, ничуть не меньше оттого, что это он убил человека, о котором скорбел. Кальдер горевал о потере друга по работе... друга, которому сам же нанес удар. Должно быть, он убил его, подумал я, в припадке необузданного гнева, за то... как он сказал? За нежелание продолжать, за желание преградить путь действиям Кальдера... и его планам. Кальдер нанес мне удар с той же быстротой, не раздумывая, не размышляя о последствиях. И ко мне он тоже был привязан как к другу, без сомнения, вдобавок сам после этого в спешке бросил, что я ему нравился.

Кальдер, замахнувшись огнетушителем, безжалостно нацелился убить человека, который спас ему жизнь.

Спас жизнь Кальдера... Господи, подумал я, ну зачем я это сделал?

Человек, в котором мне хотелось видеть только хорошее, убил после этого Яна Паргеттера, убил Джинни. И если бы я не стал его спасать, они оба остались бы в живых.

Отчаяние от этой мысли заполонило меня целиком, чудовищно вспухло, заставило меня почувствовать так же как бесхитростное горе Джинни, что одно тело не может вместить столько страдания. Раскаяние и вина проросли из-под добрых намерений, подобно зубам дракона; вот уж поистине непредвиденный путь в ад.