Однажды молодой писатель целый вечер расспрашивал соседку-учительницу, как бы она поступила в такой ситуации, не возненавидела бы ученика, который по той или другой причине не помог ее сыну, и смогла бы она и дальше быть его учительницей. Он просил сказать о чувствах, которые могли бы родиться в ее душе…
А через два дня услышал страшную весть: сын этой учительницы пошел на Ворсклу с товарищем и не вернулся.
Земляк Дмитрия Ивановича, не попрощавшись ни с кем, тихонько выбрался из отцовской хаты и пешком махнул за четырнадцать километров на железнодорожную станцию. Хотя он не был виновен в трагедии и не накликивал беду учительнице, но в ее материнские глаза он уже не мог смотреть…
Позавтракав, Коваль вышел на площадку перед гостиницей.
Внизу на голубом просторе залива, как всегда, нарисованными игрушками застыли щеголеватые фелюги. Ветер под утро поутих и теперь ласково трепал белые паруса спортивных яхт. На берегу, левее причала, сновали люди, и Коваль понял, что они толпятся возле утопленника.
Коваля так и подмывало пойти туда.
Но нет! Через несколько дней он возвратится в Киев. А сейчас — отдых, отдых и отдых! За долгие годы службы он и без того устал от розысков, всевозможных подозрений и даже так называемых творческих открытий, когда благодаря его разоблачению оказывалось, что порядочный с виду человек на самом деле является преступником. Это всегда стоило ему нервов, и он не понимал тех коллег, которые, выполняя свою, порой неприятную, но нужную работу своеобразных ассенизаторов, получали при этом некое удовольствие, хватая за ворот преступников.
Итак — отдыхать, отдыхать! В конце концов, это убийство его совсем не касается. Да и официального права вмешиваться он уже не имеет.
Коваль отвел взгляд от берега и подошел к длинным бревнам возле гостиницы, где всегда вечерами любовался звездным небом.
И невольно снова оказался лицом к толпе, черневшей внизу. Смотрел безразлично. Он не любил бездельников, разных уличных гуляк, обывателей, которые мгновенно слетаются на происшествие, словно вороны, и судят о событии так и сяк, давая пищу сплетням.
Опытный детектив, понятно, иногда может уловить в таких пересудах зернышко истины, получить толчок мысли, который окажется полезным. Но Дмитрий Иванович считал, что ориентироваться на подслушанные разговоры следует осторожно, чтобы не завести розыск в непроходимые дебри.
Вот с лимана примчался какой-то катер и пристал к небольшому причалу рыбинспекции. Отошла от берега фелюга. Солнце поднялось уже высоко, и лиман все ярче голубел под его лучами.
Коваль следил за тем, как причаливал катер. Люди из него тоже поспешили к толпе на берегу.
«Впрочем, посмотреть — еще не значит вмешаться. Гляну и пойду… И своих соображений никому не стану навязывать, — подумал Дмитрий Иванович. — Впервые посмотрю как посторонний человек…»
Коваль решительно поднялся — приобретенная профессиональная привычка победила — и двинулся вниз по крутой тропинке. Вскоре он подошел к толпе. Он не любил рассматривать то, что его интересовало, из-за чужих спин и протиснулся вперед.
Труп неизвестного человека, вынесенный на берег, особенно простреленную голову и побитое дробью лицо, обсели мухи. Сержант милиции, молодой парень в форме и фуражке набекрень, поставленный здесь участковым для охраны до приезда оперативно-следственной группы, отгонял любопытных.
— Да ты его, идол, хоть прикрой чем-нибудь! — крикнула из толпы какая-то бабуся и перекрестилась. — Смотреть страшно.
— Нет такого приказа, — отвечает сержант и отворачивается.
— А чем он его накроет? — становится на защиту сержанта сочувствующий рыбак. — Принеси рядно, он и накроет.
— Нельзя накрывать. Может, кто опознает.
— Узнаешь! Все лицо разбито. Не лиманский он, ясно. Из Кизимыса или Белозерки, а может, из Херсона.
— Вчера нашли в плавнях перевернутую «южанку» без хозяина, — рассуждал мужчина, только что приехавший на моторке. — Утонул. Видать, прибило волной…
— Не просто же он утонул. Не видишь — голова прострелена! — сердито оборачивается к мужчине рыбак в резиновых сапогах, который привез улов на фелюге и тоже подошел к толпе. — Лицо разнесено. Стреляли сблизи.
— Граждане, никто не знает этого человека? — снова обращается к присутствующим сержант. Поскольку все молчат, он добавляет: — Тогда расходитесь. Ничего интересного здесь нет.
Он расставляет руки и немного отодвигает людей подальше. Ему помогает парень в спортивных брюках и майке, с повязкой дружинника на черной от загара руке.
Читать дальше