Нарушитель начал отдаляться от преследователя. И сразу, словно подтверждая худшие опасения, бабахнул выстрел.
Юрась полностью выжал ручку газа, потом схватил ружье и, не целясь, выстрелил вверх, предупреждая, что и он вооружен и легко не дастся в руки.
Ревел мотор, растревоженная вода пенилась, брызги залетали в лодку, окатывая Юрася с ног до головы. Черный маяк бешено летел ему навстречу. Но у того, кто гнался, мотор был, видимо, сильней или просто преследователь был более сноровистый — Юрась чувствовал, что его догоняют. Бросился в сторону, снова к камышам, надеясь спрятаться в них. Тогда преследователь начал обходить Юрася, преграждая дорогу в плавни.
И вдруг Юрась чуть не вылетел за борт: мотор заглох, и лодка резко затормозила. Юрась лихорадочно дернул трос раз… другой… Рывком поднял винт — так и есть: намоталась трава.
Пока освобождал винт, преследователь подплыл и притерся бортом, освещая его лодку мощным фонарем. Белый луч скользнул по Юрасю, заплясал по лицу.
— А-а-а, малой черкес! — вырвалось у преследователя, и по силуэту и голосу Юрась узнал инспектора Козака-Сирого, которого в Лиманском называли Сирый Козак, или просто Сирый, и который был самым непримиримым к браконьерам чуть ли не во всем бассейне Нижнего Днепра. — Ого!.. Андреева лодка!..
В голосе Козака-Сирого, казалось, прозвучали нотки разочарования, и Юрась обрадовался, что преследователем оказался инспектор, который работает вместе с его старшим братом.
Луч света забегал по дну лодки, нащупал убитую ондатру, осетра, задержался на ружье.
— Дядька Михайло… — начал было Юрась, но Сирый не дал ему договорить.
— Цепляйся! — сурово приказал, бросая конец веревки. — Давай сюда ружье! — скомандовал, когда Юрась послушно затянул на носу лодки узел. — Прикладом вперед.
Юрась подал.
Козак-Сирый прибавил газ, и лодка его рванула вперед. Черная вода расступилась, словно раскрывая перед Юрасем его печальное будущее. Он сидел на корме, думал не о брате и нагоняе от него, не о штрафе и позоре, а только о том, что не отметит Лизин день рождения.
Не знал, как помочь своей беде. На Андрея надежды мало, и Сирого не уговоришь. Тот был неумолим, и об этом в Лиманском знали все. Несколько лет тому назад рассказывали о случившемся с ним происшествии. Браконьеры выследили инспектора ночью в глухих плавнях, где он сидел в засаде, ударили веслом по голове и, решив, что забили насмерть, бросили в воду. Какой-то дачник-рыболов, прятавшийся с лодкой в камышах, оказался невольным свидетелем этой трагедии и, как только браконьеры отъехали, сумел вытащить инспектора из воды, оказал ему первую помощь и повез в медпункт. Придя в себя, залитый кровью Козак-Сирый увидел на дне лодки у своего спасителя несколько мелких осетриков, ловить которых категорически было запрещено. На берегу инспектор поблагодарил дачника за спасение, но протокол о нарушении им правил рыбной ловли составил и соответственно оштрафовал…
Горькие мысли осаждали не только Юрася. Козак-Сирый тоже был разочарован и обескуражен. И не потому, что нарушителем оказался брат коллеги, а потому, что выслеживал неизвестного злостного браконьера, который уже несколько сезонов ускользал из его рук, и думал, что наконец-то схватил его на горячем. И вот те на!
Сегодня Козак-Сирый должен был ехать на дежурство с Андреем Комышаном. Но тот, расписавшись в журнале, куда-то исчез. А братец воспользовался этим и взял лодку…
Инспектор остановил мотор, и его лодка мягко ткнулась в берег. Лодка Юрася едва не наскочила на корму. Козак-Сирый вылез — высокий, длинноногий, как цапля, жилистый; он легко вытащил одну за другой обе лодки.
— Вылазь, расселся как пан! — прикрикнул на Юрася.
— Дядька Михайло, — помогая привязать лодку и не очень надеясь на успех, еще раз жалобно попросил Юрась. — Дядька Михайло, ей-богу, больше не буду. Стыдно, только из армии, а тут такое…
Сирый лишь буркнул:
— То-то вижу, и армия из тебя человека не сделала!..
На берегу в рыбинспекции никого не было, кроме Нюрки-сторожихи.
Нюрка была заметной особой в Лиманском. Еще молодая, крепкая женщина, она ни за что не хотела работать в совхозе. Убиралась на базаре, летом сдавала дачникам хату, зимой вязала, а главное — сторожила в рыбинспекции. Да еще с утра толклась возле кладовой рыбколхоза, куда с фелюг сдавали ночной улов. Хата ее стояла возле самой кладовой, если что перепадало, то и нести было недалеко. Теперь Нюрка уже несколько лет не принимала дачников, а сдавала квартиру медсестре Вале. Та была пришлой в Лиманском — длинная как жердь, мрачная и нелюдимая — и своей хаты не имела.
Читать дальше