Сергей Асанов - Тринадцать

— Эта пушка там еще с кукурузных времен стоит, — рассказывал водила. — Я студентом был, когда под ней местный люд бухать начал. Сам там иногда торчал. Веришь, блин, оттуда постоянно снаряды тырили. Там, короче, композиция такая… там по замыслу три снаряда должно стоять…

Миша перестал его слушать, потому что почувствовал приближение объекта. «А ведь ты и впрямь поисковик! Без шуток! Черт, даже похвастаться некому. Не Саакяну же с радостной вестью звонить. Вот уж без чего он обойдется, так это без моих восторженных докладов. Хмырь!»

Миша сжал в руке перчатку. Семенов определенно где-то здесь. Если постараться, можно даже определить точное место… ну, с точностью метров до ста — ста пятидесяти.

«А ведь реально… я могу!»

— На подъезде к Комсомольской площади тормозните, — попросил он.

Явно недовольный водитель, прерванный на самом интересном месте рассказа об издевательствах над застывшей памятью о войне, буркнул что-то нечленораздельное, но просьбу выполнил.

«Шестерка» остановилась за пять метров до перекрестка, заехав правыми колесами на бордюр.

— Сколько с меня?

— Двести.

Миша сунулся в бумажник, и здесь его подстерегала неожиданность. В наличии у него осталось только девяносто рублей и горстка медяков. Бросаясь сегодня на зов Владимира Петровича, он совершенно не принял в расчет возможные расходы, которые ему никто не будет возмещать. Можно было хотя бы в дежурном порядке заглянуть в карман!

Миша виновато взглянул на водилу. Похоже, он был не склонен торговаться сегодня.

Михаил почмокал губами, повздыхал.

— У тебя нет денег, правильно я понял? — спросил мужик.

Миша кивнул.

— Не расстраивайтесь, — сразу добавил он, чтобы избежать неприятного диалога. — Я дам вам пятьдесят рублей и один ценный совет.

Водила хотел было что-то сказать — очевидно, не очень литературно, — но не успел. Миша буквально пригвоздил его к спинке кресла:

— У вас есть тайна. Об этом знаете только вы и ваша сестра. Жена этого не знает. Дети, думаю, тоже. У вас ведь есть дети?

Водила молчал.

— Вижу, есть. Так вот, советую вам все же рассказать об этом, пока не случилась беда. У вас еще есть шансы, определенные шансы, но только если вы все расскажете супруге. Есть супруга, я прав?

У мужика дрогнули ресницы, рот приоткрылся в изумлении… и ужасе.

— Да, некоторые болезни неизлечимы, но эта… — Миша взял руку мужчины за запястье, несколько секунд подержал и отпустил. — Еще можно успеть. Не будьте идиотом…

Он приоткрыл дверцу, собираясь выходить.

— Если я ошибся в деталях, прошу меня простить и не брать в голову. Если же я прав, послушайтесь моего совета. Спасибо, что довезли. Удачи!

Он положил на торпеду полтинник и выскочил из машины.

И всё. Жизнь случайного попутчика перестала для него существовать. Он очистил место в голове для главного дела.

Он бежал к памятнику сквозь строй прохожих, неудачно маневрируя и толкаясь локтями. Кто-то едва не поддал ему в спину, кто-то выругался вслед. Но Миша не слышал.

Он подошел к пушке, остановился, отдышался. Семенов здесь, решил он, однозначно здесь… буквально в нескольких шагах.

«Иди сюда, сволочь…»

Он прислушивался к ощущениям минуты две. Потом ему в спину чуть выше поясницы больно уткнулось что-то маленькое и тупое.

Константин Самохвалов вышел из комнаты. Настенные часы в прихожей показывали восемь вечера, в квартире царили полумрак и тишина, и лишь из спальни матери доносился звук работающего телевизора. Мерцающего света Костя не видел, стало быть, мать закрыла дверь. Возможно, она даже спит.

Это к лучшему.

Он нырнул в ванную, закрылся на замок, посмотрел в зеркало… Да, видок у него тот еще, но на такие жертвы он готов пойти. В конце концов, достижение благой цели примиряет со способами ее достижения.

Костя включил холодную воду, подставил под струю голову. Ах, какое блаженство!..

Он решил, что прохладная вода — это именно то, что ему сейчас нужно. Если он как следует не сполоснется, то мозги, которые в последние несколько дней пытались выбраться из черепной коробки, как тесто из кастрюли, просто взорвутся от перегрузки. Он разделся и залез в ванну, закрывшись занавеской.

Он стоял под душем несколько минут совершенно неподвижно. Вода лилась на голову, стекала по лицу, заливала нос, рот и уши. Он даже не отфыркивался. Это было каменное изваяние древних инков, стоящее под проливным дождем…

Сравнение ему понравилось. Он улыбнулся, открыл глаза, опустил взгляд вниз. Каменное изваяние, к сожалению, существовало только в его воображении. На самом деле он, Константин Самохвалов, оставался все тем же худым и невзрачным чмориком, от которого брезгливо отворачивались девчонки, над которым постоянно издевались тупорогие пацаны-одноклассники, а об учителях, рыдавших над его непроходимым занудством, и говорить не стоит. Увы, пять лет, прошедших после окончания школы, ничего не изменили ни в его внешнем облике, ни в его сути. Говорят, гадкие утята рано или поздно превращаются в прекрасных лебедей, но Костя в детстве эту сказку, похоже, проигнорировал. Она для него слишком примитивна.