Сергей Асанов - Тринадцать

Владимир Петрович почесал подбородок. Поверить во всякую чертовщину было трудно. И даже наливка не помогала расслабить мозги и довериться полностью. Хотелось проснуться и забыть о событиях последних дней как о страшном сне.

В стане менее ответственных слушателей царила такая же неразбериха.

— Ёпрст, — сказал Иван. Очевидно, что последняя информация не дошла до его сознания, он все еще жил мыслями о своей машине. Перспектива вляпаться в аварию — даже если бабушка надвое сказала (точнее, какой-то левый юноша сказал) — беспокоит гораздо сильнее, чем гипотетическое падение астероида.

Его товарищ Александр, более вдумчивый и впечатлительный, рассматривал окна родного дома, мелькающих в освещенных кухнях людей, мерцающие квадраты телевизоров, и выражение лица его постепенно менялось. Скорее всего загадочный портфель в багажнике его «девяносто девятой» уступал место размышлениям о судьбах человечества. Жорик и Наташа напряженно о чем-то перешептывались (нетрудно догадаться, что темой их перепалки стала недоброжелательница из прошлой жизни молодого человека), а Семенов смотрел на Мишу с нескрываемым раздражением.

— Ты пришел к нам, чтобы открыть истину? — процедил он сквозь зубы. — Ну так ты открыл ее. Чего еще хочешь? Денег? Их нет у меня!

— И скоро не останется совсем, — парировал Михаил. — Если продолжишь зажигать в том же духе, твой партнер по бизнесу перепишет бумаги на свое имя. До этого осталось совсем немного времени. Знаешь, кто ему поможет в этом?

Семенов раскрыл рот.

— Да-да, она самая. Твоя беспечность с возрастом никуда не исчезла, и ты даже жен выбираешь так, будто вышел в магазин за пивом и сигаретами…

Михаил начал злиться. Ему по молодости лет все же казалось, что информация попадет в правильные уши и благодарные граждане города, прослезившись, вручат ему памятную грамоту. Но он вынужден был признать, что проиграл. Этот разговор абсолютно бесполезен.

— В целом все ясно, — сказал Владимир Петрович, разливая остатки наливки. — Одно непонятно: если ты прав, то что в таком случае нам делать?

Михаил и дядя Петя переглянулись.

«Стоит ли и говорить?» — спрашивал взглядом Миша.

«Решай сам», — отвечал Петр.

Миша решил не выкладываться полностью. Неизвестно, как поведут себя эти загадочные туземцы, если узнают…

— Вам лишь следует быть осторожными, — сказал Михаил. — Вы при всем желании не узнаете, откуда ждать нового удара.

— А ты узнаешь? — прищурился Семенов.

— Я, пожалуй, смогу. Все зависит от моего старания…

— Ага, а старание твое зависит от размеров нашей благодарности! В какой валюте измерять, Эбрагини-Вафа? Ты доллары принимаешь?

«Все-таки надо будет дать ему в рыло, — подумал Михаил, — вот только чуть-чуть освобожусь».

— Я не безумный филантроп, — сказал он, обращаясь ко всем, кроме Семенова, — но в данном случае о заработке речь не идет. Для меня это испытание. Но я не могу просто пройти мимо, потому что вижу последствия. Я не смогу спать спокойно, если сейчас буду сидеть сложа руки. Речь идет о ваших жизнях. Пейте наливку, пока пьется, и будьте осторожны. Придет время, и я скажу, откуда ждать неприятностей. Если вы захотите услышать, конечно.

Михаил кивнул на прощание и повернулся к дяде Пете:

— Проводите меня до остановки.

Они покинули собрание.

По дороге дядя Петя удрученно молчал, будто испытывая неловкость за своих соседей. Михаил злился, и руки в карманах джинсов сжимались в кулаки.

— Что скажешь, Миш? — решился подать голос Петр, когда до остановки маршрутного такси оставалась пара сотен метров.

— Скажу, что люди ни фига не меняются. Ходят в церковь, крестятся и держат свечки, но за пределами храма ведут себя как последние ублюдки. Они плюют три раза через левое плечо и обходят за километр черную кошку, но когда им говоришь, что твой дом стоит на неупокоенной могиле, они смеются и продолжают бухать. Я не знаю, на какую точку надо надавить, чтобы у человека что-нибудь екнуло. Веришь, я едва удержался, чтобы не напустить на вашего Семенова головную боль. Такую, чтобы башка разорвалась.

— А ты можешь?

— Пробовал разок.

— И как?

Михаил посмотрел на него. Сказать правду или прикинуться святым?

— Скажу вам, Петр, что ощущения непередаваемые. Можно привыкнуть. Но, ей-богу, если Семенов еще раз возникнет, я применю этот трюк снова. И мне не будет мучительно больно.

Дядя Петя промолчал. Они остановились у дороги.

— Ладно, дядь Петь, спасибо вам, что дали возможность переговорить с людьми. Результат встречи от вас, понятное дело, не зависит, вы сделали все, что могли.