Олег Игнатьев - Магия крови

Климов по-мальчишески накрыл его ладонью.

— Оп!

Но тот уже исчез, как провалился. Андрей переключил скорость.

— Через площадь?

— Давай по набережной. Потом свернем.

Трудно удержаться, чтобы не взглянуть на море в такой день.

Медленно прокатившись вдоль кромки берега и полюбовавшись величественной зыбью синих далей, они свернули на Передовую и вскоре оказались в новом квартале, где несколько домов-башен, поставленных «колодцем», горожане называли «домами на рынке». Старожилы уверяли, что когда-то здесь шумели рыбные ряды. Чего тут только не было! Креветки, крабы, золотистая кефаль… Но это, если верить старикам, а у тех всегда все в прошлом лучше: и снег теплее, и вода мокрей.

Четыре двенадцатиэтажки образовали тесный двор, в котором стайка малышей гонялась друг за другом на велосипедах, а ясельная мелкота сосредоточенно копалась в глинистом песке.

На первом этаже одного из домов располагался опорный пункт милиции.

Андрей коротко посигналил заболтавшейся на лавочке юной мамаше, и та подхватила выбежавшего на дорогу карапуза. С притворным гневом она шлепнула его под зад и тут же с ласковой свирепостью принялась целовать и тискать своего малыша.

Глядя на нее, Климов подумал, что матери чаще всего прижимают к себе детей из-за конкретной опасности, а отцы — страшась за их будущее.

Участкового они не застали. Как сообщил им дежурный сержант, тот куда-то отлучился, надо было подождать, и Климов присел на освещенную солнцем скамью, окликнув Гульнова, и приглашающе похлопал рядом с собой.

— Садись, не маячь.

— А стоит его ждать? — имея в виду участкового, спросил Андрей и, откинувшись на спинку скамьи, вытянул ноги. Несмотря на то, что двор был заасфальтирован, желтая глина уже успела налипнуть на их туфли. Несколько траншей, возле которых возились трубоукладчики, еще не были засыпаны, и доски, переброшенные через узкие прокопы, утопали в разнесенной десятками подошв околодворовой грязи.

На вопрос Андрея Климов не ответил. А куда им торопиться? Его внимание привлек пацан, свалившийся с велосипеда. Он едва не угодил в канаву и теперь срывал досаду на дружке, которого до этого катал на раме.

Что он там ему доказывал, было не слышно, но в ухо бедный пассажир схлопотал. Да еще и пинка получил напоследок.

— Негодяй бессовестный! — сорвалась со своего места одна из старушек, карауливших малышей в песочнице, и замахнулась на драчливого подростка хворостиной. — Я тебе… — Хотя была еще довольно далеко.

Бессовестный негодяй что-то ответил, должно быть, слишком дерзко, поскольку она сразу же остановилась и, воздев к всевидящему небу руки, оглянулась, дескать, слышали? Так глухонемые открывают рот, пытаясь уловить смысл сказанного.

Ее подруги возмущенно покачали головами. Зашумели. Хам какой! На пожилого человека… Ни стыда ни совести.

Климов потер веко.

Старуха с хворостиной ринулась в атаку. За ней следом снялась с места и заковыляла группа подкрепления, бесхитростно используя обходы и перехваты. Старые, хромые, а пути отхода пацану были отрезаны мгновенно.

Должно быть, оскорбленные до глубины души, они и впрямь возненавидели мальчишку. И это придало им еще больше ярости.

— Огрызок чертов! — подхватила своего увесистого карапуза мамаша и заспешила к месту бучи.

Туда же, от углового подъезда в глубине двора, опираясь на суковатую палку, торопился дедок. Приземистый, кряжистый, с протяжно-зычным басом:

— Не замай!

Назревал скандал.

Климов решительно поднялся и зашагал к старухам, плотным кольцом обступившим пацана.

Дедок, не поспевая, матерился на чем свет стоит, и Андрей бросился ему наперерез.

Пахло самосудом.

Злыми чаще всего бывают отчаявшиеся люди, разуверившиеся в своих силах и доверяющие лишь силе власти, подавляющей чужую волю. Иногда их ярость и жестокость кажутся со стороны ответной, спровоцированной, благородной реакцией, но это только лишь со стороны. Просто болезнь безнаказанности выводит темные инстинкты из потаенных вместилищ человеческого «я».

Климов подоспел вовремя.

Одна старуха уже трепала «бессовестного негодяя» с таким остервенением, как будто есть еще негодяи совестливые.

— Прекратите! — охладил он ее пыл и сам поразился суровой властности своего голоса.

Мальчишка тотчас вырвался из цепких рук.

— А вы, собственно, кто? — взвинтилась юная мамаша с карапузом впереди себя. — Чего встреваете?

— Не в свое дело…