Советник юстиции

— Товарищи судьи! Посмотрите в зал. Сколько людей пришло на этот процесс. Не праздное любопытство привело их сюда. Им хочется выслушать ваш справедливый и суровый приговор над рецидивистом и убийцей. Сегодня карающий меч советского правосудия поднялся над человеком, давно потерявшим в своем облике все человеческое. Во имя советского гражданина, во имя наших высоких идеалов накажите Паршакова самым строгим образом.

— А про гуманизм, небось, в каждой лекции твердите! — закричал подсудимый.

— Да! Мы говорим, что одним из принципов нашего общества является гуманизм. Но это не означает всепрощение убийцам и рецидивистам. Подлинный гуманизм может существовать только в том обществе, где гарантирована строгая защита прав, здоровья и жизни человека. Во имя высоких идей гуманизма советский суд сурово наказывает убийц, насильников, бандитов...

— Всем известно, что борьба с уголовной преступностью, — говорил государственный обвинитель, — дело не только административных органов, но и всей общественности. Как был задержан Паршаков? Совершив преступление, он трусливо сбежал и появился в селе через несколько дней. Долго бы он бродил по белому свету, если бы все придерживались отживающего свой век суждения «моя хата с краю». Одним из первых о появлении убийцы в поселке узнал пенсионер Поликарп Григорьевич Охотник. Несмотря на свои 65 лет, он схватил ружье, нагнал преступника и потребовал остановиться. Но тот не подчинялся. Тогда Охотник ранил в ногу Паршакова и задержал его.

Суд почти полностью согласился с мнением прокурора в вопросах квалификации преступления и назначения меры наказания. Приговорив Паршакова к смертной казни, суд разъяснил ему порядок и сроки обжалования приговора. Убийца, понурив голову, сказал:

— Стоит ли жаловаться?

Не знаю, была ли в этих словах ирония, или же Паршаков действительно раскаивался, но кассационную жалобу он все же написал. Однако приговор по его делу был оставлен Верховным судом без изменения.

После процесса, когда мы возвращались в служебной машине в город, я весь путь думал об этом случае, вспоминал другие примеры из практики. Всплыла в памяти одна, казалось бы, мимолетная встреча с человеком, интересующимся нашей профессией.

Как-то по делам службы я прибыл в один из областных центров. Поскольку там оказался впервые, меня в аэропорту встретил товарищ — работник прокуратуры. Приехали в гостиницу. В ожидании оформления моей прописки сели в кресла недалеко от стойки. Тут же сидел и курил уже немолодой человек с седеющими волосами. Узнав о нашей профессии по форменному обмундированию, спросил:

— Если не ошибаюсь, прокуроры?

— Да.

— Скажите, нелегка ведь ваша работа?

Мой коллега слегка помедлил и сказал:

— Видите ли, по-моему, нет работы, не требующей постоянного труда. В этом смысле наша работа ничем не отличается от другой.

Однако наш собеседник оказался настойчивым. Улыбнувшись, он продолжал:

— Я, например, летчик гражданской авиации и никогда не отказываюсь рассказывать о своей профессии тому, кого это интересует. Ну, так вот, скажем, прокурор поддерживает в суде государственное обвинение. Должен же он как человек испытывать какие-то чувства: скажем, злость к преступнику, сострадание к потерпевшему? А иногда ведь жалко и подсудимого? Признайтесь!

Завязалась долгая беседа.

— Вы спрашиваете, какие чувства испытывает прокурор, поддерживая государственное обвинение? — начал мой коллега. — Как говорят, ничто человеческое не чуждо и прокурорам. Нас тоже волнует, когда мы сталкиваемся с неутешным горем матери, потерявшей сына, убитого хулиганом. Мы жалеем человека, впервые попавшего на скамью подсудимых за нетяжкое правонарушение. Иногда хочется злиться, когда свидетель, желая выгородить преступника, дает путаные и ложные показания. Мало ли поводов для проявления эмоций на процессах?! Но мы не забываем о своей профессиональной обязанности — строго руководствоваться законом. В конечном счете, справедливость — высшая цель, чему служим. Для ее достижения должны подавлять чувства, могущие помешать принятию правильного решения.

— Однако избежать ошибок, наверное, трудно? Хоть редко, но все же их, наверное, допускаете. Правда, что решение у вас возникает после оценки объективных данных. Тем не менее, основное — это все-таки субъективный вывод прокурора, суда. Что вы на это скажете?

— Мы не отрицаем: ошибки бывают. Ведь мы люди. Но сама система нашего правосудия делает эту вероятность мизерной и, я бы даже сказал, невозможной. Ведь любое дело проходит через руки следователя. Затем оно попадает в руки прокурора, утверждающего обвинительное заключение. Он тоже тщательно знакомится с делом, прежде чем направить его в суд. Далее, само судебное разбирательство, проводимое на началах состязательности и равенства участников процесса, во избежание ошибок проводится коллегиальным составом суда с соблюдением норм уголовно-процессуального закона, каждая статья которого — гарантия обеспечения справедливого разрешения дела. К тому же она может проходить через суды кассационной и надзорной инстанций. Все это, по нашему твердому убеждению, исключает возможность оставления в силе неправосудного приговора, если он даже и будет вынесен.