Павел Стовбчатый - Для Гадо. Возвращение

На меня напала апатия, захотелось вдруг забыться и уснуть, уснуть навсегда. Паскудные издевательские мыслишки все же прорывались сквозь защитный слой моей установки и подкидывшш разные видения — Италия, море, покой, прекрасные ночи с очаровательными женщинами. Если бы я на время расслабился и начал рассказывать моим сокамерникам о моей жизни, о том, что на что я променял в каком-то чудовищном ностальгическом порыве, они бы сочли меня безумцем.

Впрочем, мне были не интересны их пресные приколы о том и сем, ибо все это не стоило и выеденного яйца. Я знал, что чуть позже я обязательно разберусь и с собой, и с судьбой, но как быть с натурой? Ведь я делал то, что хотелось, в полном согласии с душой. Разве есть в жизни что-либо дороже этого? Нет. За всё приходится платить!

Гонец от Тольятти появился ближе к отбою. Это был электрик из обслуги — немолодой солидный мужик, знающий себе цену. Мент тихо откоцал нашу хату и вежливо отошел в сторону, давая возможность электрику поговорить с кем надо.

— Что у вас тут замкнуло, братва? — спросил тот для понта нарочито громко и шепнул, что он от Тольятти.

— К кому? — спросил я на всякий случай, опасаясь «прокладки».

— Кот.

Я быстро сунул ему малявку и откинулся на подушку.

— Он спрашивал, в чём нуждаешься, просил не стесняться, — пробасил электрик, после того как обследовал проводку.

— Спасибо, всё есть. Я не один… Постарайся отдать ему сегодня, дело срочное, — попросил я.

— Сегодня и получит. Всего доброго.

Он вышел и недовольно заворчал за дверью: «Морочат голову. Зря вызывали только. Всё в порядке, старшой».

Мент не произнес ни звука и привычно забряцал ключами.

На душе у меня сразу стало спокойней. Полдела сделано. Если всё будет нормально, завтра Тольятти пришлёт его за деньгами и второй малявой, для Тары.

Придется вскрывать обувь при них, никуда не денешься. Сперва один, там хватит на всё. Даже в «языке» и коже имеется наличность. Глупые менты, знали бы, какой куш упустили! Да один я и ничего не смогу сделать, к тому же и неудобно — не шуршать же мне, как крыса, ночью, не поймут. Над обувью придется попотеть, ботинки не так просто вскрыть, делалось на совесть, под моим контролем. Попрошу Сахара, этот нравится мне больше остальных. Скромняк!

Абажур тем временем заточил карты и вгонял из одна в одну, разминая руки. Я немного понаблюдал за ним и отметил, что тасовкой он владеет. А раз так, стало быть, кое-что может и из «примочек», по игре.

— Играешь? — кивнул я на стос.

— Маленько, — ответил он довольно небрежно, но в то же время и весомо.

— Ну-ка проверь масть, браток. Убей даму на счастье… Трефовую.

Он еще раз тасанул колоду и перевернул её картинкой вверх.

— Король — в лоб. Щас глянем остальные… Бит, есть, бита, есть, бита, есть… До цветной гоним или как?

— До первой. Что-то ее долго нет, дамули-то.

— Есть, простенькая, бродяга. Червонная.

Я улыбнулся: спасибо, мол, и на этом. Кое-что загадал…

Взяв в руки какую-то книгу, попробовал читать. Русский детектив, автор — женщина, почти Агата Кристи. Интриги, актеры, убийства… Читать сразу расхотелось, Агату Кристи я не уважал. Только помешанный может написать двести с лишним книг неизвестно зачем и для чего. Либо синдикатчик, пишущий со штатными писарями исключительно ради денег. Сколько их было в истории, помешанных? Свифт, Руссо, Ленау, Ньютон… Гении-безумцы, если верить Чезаре Ломброзо. А наши Толстой, Достоевский, Гоголь? Искатели вечной правды и единой любви. Никто из них не любил правды, которая шла против них, никто. Так и не поняли, зачем Бог подарил людям зло и какую колоссальную пользу оно приносит. Ушли в неведении…

Незаметно для себя я задремал и проснулся от брацания посуды. Неужели утро? Да, баландеры уже приперли бачки с пищей и гремели на коридоре мисками. Моя братва варила чифир, для раскумарки, с утречка.

— Спишь-то ты по-серьёзному, брат, — улыбаясь, сказал мне Сахар, когда заметил, что я проснулся.

— Да сам замечаю, — согласился я. — Может, от того, что крои много потерял, пока довезли, а может, нервы. Не знаю.

Мы чифирнули. Я поинтересовался у них насчёт прошедшей ночи — никто не приходил?

— Мы бы разбудили, ты чё! — с долей обиды в голосе протянул Сахар. — Да этим жевать нечего, все сделают как надо. Школа!

Я не стал есть завтрак, но пайку и подслащенный чай все же взял. На потом, если захочется.

Часов в девять или чуть позже дверь в камеру открылась и на пороге возникли два санитара-зека с носилками.