Лариса Соболева - Кинжал милосердия

– Пока достаточно, – прервал Носов и перевел взгляд на скульптора. – Теперь вы.

– Я? – словно не понял Седов.

– Мила же к вам пришла, значит, вы и продолжайте.

– Я… ждал ее… – неохотно начал тот. – Думал, она уже не придет, но не закрывал ни ворота, ни дом. Ждал в мастерской, приготовил ей подарок. Мила любила подарки…

– Ну, ну, – подстегнул его Носов.

– Она увидела мой подарок и ушла.

– Не понял. Увидела, и все? – недоуменно пожал плечами Носов. – А подарок девушке понравился? Что вы ей подарили?

– Мой подарок был слишком большим…

– Дед, что ты врешь? – зло бросил Паша.

– Молодой человек! – вскипел Седов.

– Спокойно, спокойно, граждане, – повысил голос Носов. – Павел, в чем ложь?

– Мила не ушла, – процедил Паша, глядя на старика с ненавистью. – Она разделась! Догола! Он еще ее целовал! Меня чуть не стошнило. И подарка никакого дед не дарил.

– Дарил! – вторично пыхнул Седов. – Просто юноша его не увидел ввиду ограниченности…

– Поэтому я, ограниченный тупица, должен сесть за тебя? – огрызнулся Павел.

– Рассказывайте, – приказал Седову Носов.

Мила вбежала в мансарду:

– Привет, это я!

– Как ты долго, – упрекнул Владислав Иванович. Но он был рад ей.

– Так получилось. Ну, поздравляй…

Девушка раскинула руки в стороны, тем самым открыв доступ к телу. Таких моментов в жизни скульптора сейчас было мало, и все они врезались в память. Сам Владислав Иванович не смел настаивать на поцелуях, потому что горд и не хотел очутиться в униженном положении, когда его могут высмеять. А также помнил: целовать старость в губы, должно быть, малоприятное занятие. Но когда Мила разрешала, он священнодействовал.

Владислав Иванович подошел к ней, взял лицо в ладони. Не впился в ее губы – нет, нет. Медленно приближаясь, сначала почувствовал ее запах, затем ощутил дыхание, тепло, потом услышал удары ее сердца… И только в последнюю очередь поцелуй – честный, ибо выстраданный, заслуженный, страстный. Так целовать ее никто не будет, потому что не переполнится упоительным счастьем. Длился он долго, Миле наверняка надоел, она тактично опустила голову, уткнувшись лбом в его плечо.

– Ты так целуешься, что можно подумать, хочешь меня, – проворковала девушка.

Конечно, хочет, он же мужчина. Да, наступила старость, но желания-то остались, остался юношеский дух. Если б и она захотела, то, может быть, все получилось бы… а может, и нет. Почему не помечтать? Но она хотела другое.

– Что ты мне подаришь?

– Посмотри вокруг.

Мила повела глазами по мастерской. Ах, вон что. Розы. Море роз. Розы в вазах, в трехлитровых банках, в ведрах. Красные, белые, лиловые, бежевые… Их так много, что Мила сглотнула… примерно подсчитав, сколько потратил денег старый дурак. Хренову кучу! Лучше б колечко купил, пусть маленькое. Или платье, шубу. А на фиг ей розы? Да одна штучка в праздники стоит… Милу стало подташнивать от жадности. Завтра розы завянут, их просто нужно будет выкинуть. Выкинуть кучу денег. М-да, это уже диагноз: маразм.

– Ты разочарована? – угадал старый дурак.

– Н-нет… Я… Э… обалдела, – выдавила Мила. А что, отлично нашлась. Хотя комок ужаса из-за бешеной и бессмысленной траты застрял в горле и не давал говорить. – Столько роз я видела только… на рынке… и в цветочном магазине… да и то там меньше. Они же страшно дорогие!

– Деньги, Мила, не все в этой жизни.

– Ты так думаешь?

– Не думаю, а знаю. Я хочу тебя… порисовать.

Первое ее желание было – послать его прямо и грубо, после чего уйти. Но она сосчитала: если маразматик выкинул целое богатство на ветер, то, может быть, расщедрится покруче? И разделась донага, залезла на подиум, предупредив:

– Полчаса, ладно? Меня ждут подруги.

Владислав Иванович сел за мольберт и поднял глаза. Вряд ли всевышний создавал более прекрасное творение, ведь даже у него возможности ограниченные. Длинная шея, гладкая, как мрамор, плавно переходит в плечи. Плечи округлые, грудь пышная, словно ее надули, анатомического каркаса не видно. Корпус резко уходит в талию и нежно переходит в бедра. Бедра сильные, созданы любить…

– А? – переспросил Владислав Иванович.

– Полчаса прошло? – повторила Мила.

– Нет… Еще немного…

Но ей в тот вечер не хватало выдержки, она рвалась на волю, и скрепя сердце Владислав Иванович отпустил ее.

– А розы? – напомнил, когда девушка, одевшись, пошла к выходу.

– Как я их унесу? Пусть уж тут стоят.

Он все же сунул ей в руки охапку разноцветных роз, обмотав длинные и колючие стебли компрессной бумагой…