Лариса Соболева - Кинжал милосердия

– Как вы говорите? – Нет, не испугался Седов. – Достаточно знать?

– Да. Мало кому удается убить одним ударом, хотя в ваших руках было потрясающее оружие – кинжал милосердия. Но я, пока вы мне все тут показывали, вспомнил ваши проколы. Вы получили удар в самое сердце, потому что боготворили Милу, – это ваши слова. И вы вернули ей удар в ее сердце – смертельный, но милосердный, она скончалась мгновенно, даже глаз не закрыла. Вы, а не Павел, указали на Ирину, будто она выходила со двора, внушили это и Павлу, который плохо ее знал…

– Но там она и была.

– Не-а! Это была соседка. Она беспрепятственно заходит к Муравину, потому что ее кот повадился ходить к старику, а Муравин терпеть не может кошек и требует, чтоб их забирали с его территории немедленно, чтоб коты не метили двор. Сейчас март, коты в марте любви предаются, их секрет особенно воняет. Такая простая причина, а вам помогла направить нас на Ирину, у которой железный мотив и без ваших стараний. А каков ваш мотив, Владислав Иванович? Вы же действительно ее любили. Муравин-то сгорал от старческой похоти, а вы любили.

– У вас нет доказательств, – сказал Седов спокойно.

– Да, вы правы…

И вдруг Носов легонько толкнул скульптуру, она полетела на каменный пол. Фигурка женщины разбилась не вся, только та ее часть, что высохла, остальная смялась. А вот обрубок колонны разлетелся вдребезги, и среди осколков лежали ножны, которые Седов похоронил в колонне. Носов поднял ножны, усмехнулся:

– Иногда интуиция выдает точные инструкции. Вы же не будете отрицать, что ножны от стилета? Рисунок тот же, что и на рукоятке. Ответьте, почему вы, большой человек, докатились до убийства?

Седов сначала опустился на табуретку, после паузы ответил:

– Потому и убил, что любил. Как в пошлой песенке: «У попа была собака, он ее любил…» Я любил в ней красоту, наивность, открытость, чистоту… Мила, правда, была глупой девушкой, не имела знаний, но… в ней присутствовала сама природа – такая, какой ее создал Бог. А убил я порок. Низменное создание, расчетливое и жадное, беспощадное и хитрое. – Он поднял глаза на Носова. – Ей было всего двадцать лет, а она знала, как использовать окружающих, не затратив себя. Я убил ради ее парня Паши, даже ради Муравина, которого эта маленькая дрянь завязала в узел. Уверяю вас, Мила, получив от него завещание, пришла бы к тому, что Леньке следует укоротить жизнь. Убил ради тех, кто мог встретиться ей в будущем… Но я и пожалел ее. Мила была обречена, ее бы обязательно кто-нибудь все равно уничтожил, только мучительно. Ведь то, что она делала, не прощается. А я убил быстро, как убивали рыцарей в Средневековье.

– Ради Паши, говорите? Не верю. С вашей помощью Паше светит мно-ого лет колонии. Светило!

– Да, мне стыдно. Я обдумывал, как вам все рассказать… и не решался.

– Ладно, Владислав Иванович, всякие там психологические тонкости мне непонятны, я же тупой мент. И вот что предлагаю вам: садитесь и пишите чистосердечное признание, оформим как явку с повинной.

Седов сел за стол у окна мастерской, взял из стола бумагу (у него здесь много чего имелось) и начал писать. А Носов вышел на воздух. Здесь он был особенный, похожий на деревенский. Только от мыслей, связанных с таким необычным делом, следователь отделаться не мог. Произошедшему есть лишь одно объяснение:

– М-да, все весеннее обострение…