- Я уже обхожусь без пригласительных, - самодовольно засмеялся Желтовский. - Приду. В котором часу и куда?
- В пять дня, - я назвал адрес, где арендовал для выставки небольшой зал у Общества дружбы "Франция-СССР" двенадцатого района Парижа.
- А фуршет будет? - спросил Желтовский.
- Не для всех. И зависит от поведения, - подмигнул я.
В это время к нам подошел мягкой, как у ягуара, походкой негр-фотограф. Трижды щелкнув нас "Полароидом", сверкнув зубами, он вежливо преподнес мне, Желтовскому и Кнорре по фотоснимку. Кнорре заплатил ему, негр поблагодарив, удалился.
- Ну что, пойдем? - спросил я, даже не предполагая, чем обернется для меня это фотографирование...
- Я останусь, жду даму, - сказал Желтовский...
Мы возвратились с Кнорре к художественной толкучке, он подвел меня к киоску сувениров и купил небольшую, размером с ладонь, пепельницу из тонкого фаянса: прямоугольная, покрытая кобальтом, с четырьмя выемками по сторонам для сигарет; кайма по периметру с бутонами по углам и с профилями фигурок пастуха и пастушки времен Людовика XIV в центре выполнены позолотой. На обороте по кругу надпись "Veritable porcelain D'art", а внутри заглавные буквы "IK". Как я понял - Ив.Кнорре.
- Это тебе на память о Монмартре, - сказал он. - Вот что моя фирма производит еще. Поехали обедать?..
10. ПАРИЖ. ЖЕЛТОВСКИЙ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
Мой приятель Поль Берар за два дня до моего прилета умчался в Македонию. Консьержку он предупредил, тем более, что в лицо она меня знала, и ключи от его квартиры вручила с приветливой улыбкой. Один день у меня ушел на поездку автобусом в Орлеан, там я сделал небольшой миленький сюжет: бракосочетание португальской пары в мэрии. На площади у мэрии случайно увидел группу нарядно одетых мужчин, женщин, детишек; в центре в белом длинном подвенечном платье с венком на голове стояла невеста, жених был в черном костюме, в белой сорочке с рюшами под черной бабочкой. Оба держали огромные букеты цветов. Я подошел, разговорил их, представился, они очень оживились, узнав, откуда я; поснимав их, когда они вошли к мэру, я занялся главным: у меня был "левый" заказ для частного издательства "Земной шар". Они издают альбом "По долинам и замкам Луары". В этой серии уже вышли "По Рейну", "Течет река Волга", "Дунайские волны". Мне же нужно было отснять все связанное с Жанной д'Арк в этих местах, разумеется, памятник - она верхом на коне, дом-музей, где она, семнадцатилетняя, худенькая, тщедушная, но таскавшая на себе четверть центнеров доспехов, провела две ночи, и еще многое...
Следующий день и ночь, вернувшись в Париж, я славно провел с Милицей - веселой симпатичной югославкой, работавшей фотолаборанткой в рекламном агентстве. С нею меня познакомил однажды Поль Берар, и Милица без всяких дала мне свой телефон...
Встреча с Перфильевым на ступенях базилики Секре-Кёр, когда меня донимала цыганка, а я ждал в это время Милицу, прошла бы для меня, как мимолетная (мало ли теперь встречаешь соотечественников по заграницам!), не пригласи он меня на выставку "Экспорттехнохима". Туда я поехал к пяти, захватил с собой видеокамеру, заранее зная, что подобные выставки - скука, что всю запись придется за ненадобностью стереть. Так оно потом и оказалось. Народу в зале было немного, походили вдоль стендов, послушали объяснения стендиста, гости вежливо и уклончиво говорили о возможных протоколах, о намерениях и т.д. Эти сопли о намерениях, обычно, ни во что конкретное не воплощаются. Уж это я знал. Перфильев был внешне возбужден, приветлив, улыбчив, но по его умным глазам с осторожным взглядом я понимал, что вся эта провинциальная показуха на хрен ему не нужна. Тут же тоскливо слонялся его приятель-фирмач Ив Кнорре. Я поболтал с ним, он рассказал о своей фирме "Орион", я оценил - мужик действительно занимается полезным делом: клепает унитазы, а без них половина России, наверное, все еще присаживается на корточки за сараями...
Потом почти все разошлись, остались только члены Комитета Общества дружбы "Франция-СССР" 12-го района. И началась, как они назвали, "беседа вокруг бокала вина", а проще говоря пьянка, разумеется за счет нашего родного "Экспорттехнохима", т.е. государства. Гульбище набирало кондицию. Россия в эту пору укладывалась спать или уже спала. И ни в Москве, ни в Пошехонье люду нашему ни в каком дурном сне не снилось, куда, а главное пошто летят его денежки, ставшие бутылками с неведомыми этикетками, и то, что денежки эти плюхнутся блевотиной в унитазы какой-нибудь фирмы "Орион"...
Читать дальше