Анна Чиж-Литаш - Прах на ветру

Все присутствующие переглянулись между собой. Растерянность, обида, усталость читались на их лицах. Было видно, они мысленно решают, кто будет говорить. Молчать больше не было смысла.

– В принципе, добавить нечего, – разведя руками, сказала Иванова, – если вы хотите знать, кто именно стрелял, так знайте, это была я. Меня никто не заставлял, я сама так решила. В тот вечер никто не ушел с работы вовремя. Все ждали, пока последние офисники покинут рабочие места и мы останемся одни. Мазалевский не знал, что мы еще на работе. Он редко заходил к нам в кабинеты, не считая заместителей. По сути, мы были для него отбросы. Он даже не стеснялся демонстрировать свое отношение к нам. Зато, когда ему было нужно, он расстилался красным ковром, чтобы только угодить нам, – Иванова вздрогнула. – Знаете, после общения с ним все время хотелось помыться. Он пачкал все, к чему прикасался: будь то человек или трубка телефона. Извините, я опять отошла от темы. Так вот, ровно в половине десятого вечера мы зашли к нему в кабинет. Он был удивлен, я бы даже сказала, испуган.

– Он что-нибудь спросил у вас?

– Он сказал, что не вызывал нас и чтобы мы немедленно покинули его кабинет. Никто не ушел. Все стояли и смотрели ему в глаза. Мы заранее определились, кто будет говорить.

– Я зачитал ему список статей уголовного кодекса и наказание ими предусмотренное, – перебил Елену Жордин. – Он сначала отшучивался, потом разозлился, а затем и вовсе собрался звонить в милицию. Мы попросили его извиниться перед каждым за причиненное им горе, но он сказал, что ни в чем не виноват, тем самым окончательно развязав нам руки, – Жордин замолчал, он погрузился в воспоминания того жуткого вечера. – Концовку вы уже знаете. Иванова взяла пистолет и выстрелила одинадцать раз. Последний выстрел попросила сделать Ульянова за свою мать, – он посмотрел на маму Виктории. Женщина, опустив голову, молчала. На ее лице читался ужас.

– В лучших традициях классического детектива, – еле слышно проговорил полковник.

– Знаете, уже прошел месяц, и я могу посмотреть на наш поступок на стороны, – размышлял Жордин. – Скажу вам: мы все сделали правильно. Буква закона была не писана для этого человека. Он в любом случае избежал бы наказания и продолжал бы сеять зло.

– А вы не думаете, что не вам решать, кому топтать землю на этой планете? Может, вы заигрались в третейского судью? – полковник рассуждал спокойно, стараясь не показывать одолевавшие его эмоции.

– Возможно. Также возможно, что мы спасли пару десятков затравленных душ. Мы не боги, но я уверен, что кто-то сверху управлял нашими мыслями и поступками. И сейчас я не говорю от себя, я оглашаю наше общее мнение. Мы вместе совершили преступление и вместе готовы понести наказание, но на суде мы молчать не будем. Я надеюсь, все, что вы рассказали нам сегодня, продемонстрировав ваши гениальные дедуктивные способности, вы расскажите и в зале суда. Мне больше нечего добавить.

Виноградов нервно постукивал ручкой по столу, наблюдая за реакцией Беляка. Сергей Васильевич был собран и спокоен. Последние пятнадцать минут он размышлял, как правильно ему поступить. Он знал, на что намекает полковник и знал, что вот-вот он огласит мысль, терзающую его.

– Я не могу решить вашу судьбу. Я могу лишь косвенно повлиять на решение правоохранительных органов. Закон уже не в моих руках. Я всего лишь пенсионер, который по доброте душевной и наличию свободного времени помогает своему лучшему другу, – полковник пристально посмотрел на Беляка.

Сергей Васильевич не поднимал глаз. Он понимал, что как только посмотрит на друга, не сможет принять решение, к которому склонялся.

– Мой друг, тебе предстоит нелегкое решение. Но именно ты должен принять его. Мое мнение ты уже знаешь, лишнего я говорить не буду. Ты просто положи на часу весов правду и закон и посмотри, что перевесит.

Полковник отошел к окну и закурил. Ветерок подхватывал дым, кружа его в легком танце, и быстро уносил прочь. Александр Петрович понимал, насколько сейчас тяжело его другу, но решение он должен был принять самостоятельно. Последние два дня Виноградов размышлял над вопросом, на который никто и никогда не сможет получить ответ. Он старался думать не головой, а сердцем, совестью, душой… Наверное, именно там и хранятся ключи ко всем разгадкам, а не в умных книжках с толстым переплетом. Услышав шум, он обернулся: Беляк складывал в портфель документы и ежедневник. Звук молнии, затем щелкнули две застежки, и Сергей Васильевич уже стоит у дверей. В пороге он обернулся и махнул головой полковнику, как бы говоря: «Пошли домой». Двери закрылись.