Анна Чиж-Литаш: Прах на ветру

– Держитесь, мой друг. Уже ничего не вернуть.

– Она любила его, искренне, неподдельно. А он? Он пользовался ее добротой, вытирая об нее ноги! Урод! Туда ему и дорога.

Сорокин отошел к окну. Полковник решил закончить на этом диалог, видя, какие эмоции вызывает его рассказ у присутствующих. В принципе, он и не надеялся на другую реакцию, понимая, что нет ничего хуже, чем ворошить старые, незажившие раны.

– Уважаемая, Елена Павловна. Если вы не возражаете, я хотел бы немного познакомить вас с коллективом.

Иванова молчала. Аккуратными линиями она рисовала на странице ежедневника цветы. Миниатюрная розочка, бархатистый пион и черный тюльпан… Штрих за штрихом вырисовывалась картина.

– Подскажите, когда человек давно работает на одном и том же месте, он наверняка благоустраивает его? Расставляет на подоконнике цветы, как Радушкина, приносит личные вещи, например, фотографии, как Жордин, календарики и другие безделушки. Всегда чувствуется, что в этом кабинете работает человек. А в ваших апартаментах я этого не почувствовал. Он пустой. Я обратил на это внимание в день нашего знакомства, но сначала не предал этому значения, – полковник пристально посмотрел на Иванову. – Вы сказали, что работаете на этой фирме полтора года.

– Все верно.

– За это время вы не принесли ни одного горшка с цветком? Вы так не любите свою работу?

– Просто не считаю нужным забарахляться, – Иванова говорила спокойным голосом, – а это преступление, товарищ милиционер?

– Ни в коем случае. Ваше преступление состоит в другом. Вы действительно работали на фирме Мазалевского. Правда, уволились в прошлом году, а месяц назад, на следующий день после убийства Мазалевского, вернулись. Вопрос: зачем?

– Это совпадение. Артур Валерьевич давно предлагал мне вернуться, но у меня не получалось.

– Год назад вы уволились. Если не ошибаюсь, по собственному желанию.

– По семейным обстоятельствам, – Иванова начала нервничать. – Я не буду вдаваться в подробности.

– Зато я буду, – тоном, не терпящим возражений, сказал полковник. – Заранее приношу вам извинения, но я вынужден говорить. Год назад Мазалевский изнасиловал вас прямо в его кабинете! Отвратительнее поступка быть не может. Но, я знаю, что именно вы спровоцировали его. Инициатива сначала шла от вас. Вы хотели легких отношений, подкрепленных дорогими подарками, вкусной едой и элитными напитками. Все пошло не по вашему плану. Он больше не хотел заводить отношения на работе. Нотки флирта он уловил, – полковник сделал паузу, ему было сложно говорить о таких страшных вещах спокойным тоном. – Если не ошибаюсь, это был новогодний корпоратив. К концу вечера ваш руководитель был пьян. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что у вас не было выхода.

Иванова закрыла лицо руками.

– Вы не обратились в милицию, так как он угрожал вам?

– Он сказал, что если я открою рот, то его ребята зашьют мне его. Я знала, что так и будет.

– Олег Викторович Бубнов влюбился в вас с первого взгляда, – продолжил полковник, – сначала вы не заметили его, но когда случилась беда, он первый протянул вам руку помощи. Так завязалась дружба, которая впоследствии переросла в настоящее крепкое чувство. Бубнову не давало покоя то, что преступник не понес наказание. Он понимал, что Мазалевский со своим капиталом и связями минимизирует срок, а может, отделается и условным.

Бубнов сидел рядом с Ивановой. За все время он не издал ни звука. Полковнику на секунду показалось, что он даже рад, что правда стала известна всем:

– Продолжайте, полковник, – улыбаясь, сказал он, – все верно говорите. Я восхищен!

– Спасибо. В ходе моего небольшого расследования я узнал, что ваше алиби, возможно, ненастоящее. В ходе допроса вы не упомянули, что ваш сосед – это ваш родной брат. И живете вы не один, а с Ивановой. К чему обман? Или это все же правда?

– Так значит это вы армейский друг моего брата? – Бубнов хлопал в ладоши. – Браво! Мы голову сломали, гадая, кто к нему приезжал! Честно, я восхищен! Продолжайте.

– Если бы не печенье, я еще долго блуждал бы в темноте.

Все в недоумении посмотрели на Виноградова.

– Они поняли, о чем я говорю, не так ли?

Иванова слегка кивнула головой.

Александр Петрович старался говорить быстро, но понимал, весь монолог займет у него не один час…

– Щербакова Светлана Анатольевна сразу покорила мое сердце: интеллигентная, красивая, умная, скромная женщина. Эти качества столь редки в наше время. Но больше всего меня впечатлили ее глаза. Я прочитал в них горе. Вы прятали свои слезы за семью замками, приказав себе, что ни одним жестом не покажите, что на самом деле творится у вас на душе. Но я разглядел вас сразу. Это я уже потом с моим верным другом применил возможности современной техники и узнал, что именно скрыто от посторонних.