Владимир Гоник - Я не свидетель

- Что еще? - спросила заведующая.

- Все! Спасибо! - Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать. - Все в порядке, - повеселел он. - Задал я вам хлопот!

Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.

Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:

- Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!

Но Левина в бюро Михальченко не застал.

"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, - сказал он себе и взялся за телефонную трубку. - Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны". - Он позвонил в справочное бюро УВД.

Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками - в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.

- Налево, по просеке, - сказал Михальченко шоферу. - Бывал здесь?

- Нет, - ответил Стасик.

- Вон флигелек. Подваливай к нему.

Народу в единственном зальчике оказалось немного. Быстро оглядевшись, Михальченко увидел за стойкой бара молодого парня в белом халате, наливавшего в мензурку из коньячной бутылки. Слева от него за стеклом вращались на трех вертелах бройлеры.

- Что будете заказывать? - подошла официантка.

- Одного красавчика, только пополам, два салатика, помидоры резать не надо, целиком. Бутылочку минеральной.

- Водку, коньяк?

- Кофе. Два.

Михальченко вышел, позвал Стасика.

- Навернем по курочке. Садись.

- Я уже позавтракал, спасибо, Иван Иванович, - деликатно отказался шофер.

- Я тоже завтракал. Но от такой еды в наши дни грех отказываться, втолкнем.

Официантка принесла воду, салаты и исходившего вкусным паром цыпленка.

- Что это Оли не видно? - спросил ее Михальченко, кивнув на стойку бара.

- В отпуске.

- Жаль. Я ее земляк.

- Из Богдановки?

- Вот ехали мимо, я в командировку, думал повидать. А когда она должна вернуться?

- Ей выходить с понедельника.

- Поехала позагорать? Ну, правильно. Красивой женщине да еще хороший загар... В Сочи, конечно?

- Нет, в Коктебель.

- Что это в такую глухомань?

- Она уже несколько лет ездит туда с Леней Локотком. Он на сезон, она приезжает к нему на месяц.

- Тогда другое дело. Я тебя, Стасик, обязательно с Олей познакомлю, повернулся Михальченко к шоферу. - Ты же у нас холостяк.

- Зато Оля замужем, - засмеялась официантка.

- Все-таки за Леню вышла, - воскликнул Михальченко.

- Нет. Она за Володю вышла. А Леня - старая любовь. Только между нами, сболтнула я.

- Дело житейское. Но я - молчок, - улыбаясь, Михальченко приложил палец к губам. "Вот, где ты, Локоток, выплыл!" - вспомнил он рассказ Виктора Вялова о парне, сдававшем иногда квартиру.

- Я вас где-то видела, - не торопилась отходить официантка, пока они разрывали руками горячее куриное мясо и поливали его острой приправой, отложив совершенно тупые ножи.

- Бывал я здесь, бывал, - мечтательно вздохнул Михальченко. Проездом.

- Приятного аппетита, - официантка наконец отошла.

- Рубай, - подмигнул Михальченко Стасику. - Потратились мы не зря, хоть и Олю не застали.

- Она действительно красивая, Иван Иванович?

- В глаза ее не видел.

- Ну, вы даете!

- Что поделать, Стасик. У каждой профессии есть свои издержки...

Поев, выпив водянистый кофе, оставив щедрые чаевые разговорчивой официантке, они вышли.

- Куда теперь? - спросил шофер.

- В город. На сегодня хватит впечатлений, - Михальченко, вытерев бумажной салфеткой жирные пальцы и губы, швырнул ее в траву.

Было без десяти шесть, когда в комнату к Левину вошел веселый Михальченко:

- Воды! - закричал он, хватая сифон и наливая полный стакан.

- Что это тебя так уморило? - спросил Левин.

Выпив залпом, шумно выдохнув, Михальченко поставил стакан.

- Объелся жареным бройлером, соус к нему очень острый.