Колин Декстер - Путь сквозь лес

Знал бы он, однако, о гораздо большем совпадении, что уже случилось прошлым вечером (чистейшая случайность, разумеется!), когда он вошел в зал ресторана и разделил трапезу с прелестной постоялицей номера 14. Но знать этого к настоящему моменту он еще не мог; и, вынув из своего кармана серебряный "паркер", вписал "и" и "о" в пустые клетки, которые она оставила в "с-т-", а затем снова потянулся к телефону.

– Нет, сэр. Мистер Стрейндж все еще не отвечает, может быть, вас соединить с кем-либо другим?

– Да, пожалуй, – сказал Морс. – Я хочу поговорить с автоинспекцией.

Выдержка из дневника, датированная 2 июля 1992 года (за один день до появления Морса в Лайм-Риджис):

Я должен написать главу «Постепенность» в моем кратком опусе о порнографии, поскольку наибольшую важность представляет постепеннаяприрода эротического процесса. Даже у старого фашиста Платона хватило ума догадаться об этом. Вместе с тем этот фактор игнорируют и писатели и режиссеры. Если вообще знают о нем. Процесс – вот главное в этом. Типичным примером можно считать процесс поднимания длинной юбки чуть выше щиколотки или расстегивание первой пуговички на блузке! Надеюсь, моя мысль понятна? Без юбки что толку для мужчины в этой щиколотке? Без блузки разве возбудит мужчину простая пуговица? Сама по себе обнаженность – ничто: только приближение к ней гарантирует незабываемый любовный роман. Обнаженное тело само по себе никогда не имело для меня особого значения, даже когда я был подростком. Никогда не проявлял я интереса ко всем этим итальянским картинам с голыми женщинами. Точно так же, как мне кажется, очень немногие из наших распущенных и неразборчивых молодых людей проявляют повышенное внимание к женщинам, ежедневно выставляющим свои тела на страницах «желтой прессы». Такая молодежь больше интересуется спортивным разделом. Какова же мораль? Я сейчас перечитал все то дерьмо, которое только что вывалил на бумагу: звучит, как будто написано человеком почти что разумным. Словно я захохотал в ответ на предложение какого-то мерзавца пойти и посмотретьна кого-нибудь. Но, по правде говоря, смеху мало в том, каким дегенератом я стал – а может быть, всегда был? Другие – чертовски везучи. Господи Иисусе, какие же они удачливые! Живут себе спокойно со своими эротическими фантазиями и пристрастиями, получают свое от грязной болтовни, порнокартинок и случайных связей. А я? Ха-ха! Я изучаю статьи в серьезных изданиях о влиянии порнографии на статистику сексуальных преступлений. Вот что делают цивилизованные сексуальные маньяки! Оказывает ли порнография такое пагубное влияние, как там утверждается? Сомневаюсь. Вместе с тем хотел бы, чтобы оказывала. Да! Тогда почти каждый совершал бы чуть ли не ежедневно какое-нибудь чудовищное сексуальное преступление. Я знаю – уверен даже! – что такой оборот дел оказался бы просто замечательным подарком для пай-девочек, так берегущих свою девственность. Но я тогда чувствовал бы себя нормальным! Я был бы нормальным.

Иди, Время! Торопись! Завтра я увижу ее, ума не приложу, как только дождаться этого часа. Почему же я жду? Да потому, что пожертвую чем угодно в моей жизни, только бы избавить жену, которую, по правде говоря, я никогда не любил (да и детей, пожалуй, тоже) от отчаянного унижения. А оно неизбежно, если они узнают о моем тайном позоре.

(Позднее.) Я захватил «Гардиан» и в клубе прочитал о японце, который убил молодую манекенщицу и две недели лакомился ее мясом. В тюрьме он не задержался надолго, поскольку его сочли сумасшедшим. Но в дурдоме он поднял такой скандал, что и там его не стали держать. Почему? Да потому, что администрация убедилась в его нормальности. После того как его выпустили, он заявил репортеру: «В сумасшедшем доме я чувствовал себя как в преисподней. Вокруг одни настоящие сумасшедшие. Слава Богу, доктора поняли, что я не похож на них. Они увидели, что я нормален. Поэтому меня и отпустили». Меня не слишком задели слова этого чокнутого. Но зато комментарий репортера привел в ужас. Он сказал, что в этом странном одиноком каннибале больше всего угнетает его непоколебимая вера в свою нормальность. Понятно, о чем я говорю?

Из зала ресторана Морс переместился в бар. Во время ужина он сидел за столом один. Его никогда особо не беспокоило одиночество. Он никогда не мог уловить различия между уединением и одиночеством, что бывает так важно для некоторых. Во всяком случае, он получил удовольствие от еды. Подумать только, оленина! Теперь же Морс заказал пинту «Лучшего горького» и сел за стол: спиной к морю со свежим номером «Таймс». Он поглядел на часы, записал время (8.21) на маленьком свободном прямоугольнике рядом с кроссвордом и приступил.