Лариса Соболева - Нимб над Мефистофелем

Не так давно меня нашел высокий молодой мужчина. Странно, но его лицо показалось мне знакомым, и я спросил, не встречались ли мы.

– Нет, – сказал он. – Я журналист, а мой друг занимается расследованием преступлений, ваш коллега. Помните Захара Сергеевича?

– Ну, как же не помнить! – разволновался я. – Всех помню.

– Он рассказал мне о Чехонине, мне бы хотелось написать о нем.

На меня с ужасающей ясностью нахлынули воспоминания. Мы много пили, много курили, засиделись до утра у меня дома. Он ушел, а я неделю ходил сам не свой. Меня мучило чувство незавершенности, что-то я не доделал в этой жизни, а конкретно – упустил Агнию. И тогда я сел за стол, взял ручку и начал описывать период, оставивший глубокий рубец на моем сердце. Описал честно, как умею. Знаю, вины на мне нет, а все ж сидит во мне заноза и колет, точит... Почему так? Почему?»

Зоя закрыла тетрадь, выключила лампу над головой, ведь уже наступил рассвет. Эльзаман спал сном младенца. Колеса заскрежетали, поезд замедлил ход, остановился. Проголодавшись, Зоя зашуршала пакетами на столе, достала пирожок, взяла воду, ела и думала, как бы она воспроизвела этот материал.

Вадим Рудольфович вперил в нее взгляд ящера перед добычей. Не лучше был и Муссолини, главный редактор, – он сжал губы диктатора, скрестил руки на груди, ногу закинул на ногу, а взглядом пожирал Зою, разумеется, виртуально.

– Зоя, ты преувеличиваешь, – сказал директор.

– Она просто не хочет работать, – сделал вывод главнюк.

– Правильно, не хочу, – упрямо кивнула Зоя. – Не хочу слышать угрозы, не хочу стать героиней и не хочу посмертного памятника на кладбище с надписью «Погибла за телевидение». Хочу жить тихо, мирно, спокойно.

– Ну, что за чушь – угрозы! – фыркнул главнюк. – По идее должны звонить нам. Именно мы решаем, будет фильм или не будет.

– А позвонили мне, – возразила Зоя и выставила три пальца: – Целых три раза. Вы что, не верите?

– В это действительно трудно поверить, – признался главнюк. – И потом, Зоенька, ты не знаешь, какую сумму получишь...

– Знаю. Только на фиг мне эта сумма, если меня пришьют? В общем, как хотите, а меня не устраивает положение вещей. Я должна думать о дочери, о маме, а не подставлять голову.

– Ты рискуешь... – не договорил директор.

– Вы уволите меня? Ну, что ж, когда вопрос стоит о жизни и смерти, то... увольняйте. Извините, я пошла.

– Стой, Зоя, стой! – Главный довольно быстро переместился к двери, перегородил своим невнушительным телом дорогу. – Сама подумай, кто отважится убить тебя из-за фильма? Когда такое было? В прошлом тысячелетии! Ты не подумала, что могли звонить завистники, которые берут тебя на понт?

– Хотела бы я посмотреть, как вы реагировали бы, если б на понт брали вас.

Но истина в его словах была, и немаленькая. Местные четыре канала – это четыре гадючьих ямы, все обливают друг друга помоями, выслуживаясь перед администрацией города. Мало-мальски приемлемая программа вызывает шторм злости. И не потому, что ее автор и канал, где она вышла, прославятся на всю страну, такое ни практически, ни теоретически невозможно. Причина примитивна, как и все в городе: на фоне удачной программы видна несостоятельность коллег, которую многие чувствуют в себе. Но данный вариант Зоя не продумала, а потому присмирела. Работу-то неохота терять.

– Иди, работай, – сказал шеф. – А мы на всякий случай предупредим органы.

Зоя поплелась в курилку в полном смятении.

Она забывалась только за работой, на улицах по-прежнему становилось неприятно. Заказчик не звонил, а хотелось бы с ним поговорить. Угроз тоже не поступало, фильм продвигался вперед.

Эльзаман удачно снял ее в поезде за чтением тетради Устина Прохоровича, ныне покойного, Зоя построила свой рассказ на этих кадрах и кадрах с листами тетрадки Устина Бабакина. Между ними включила визуальный ряд, снова воспользовавшись актерами (в театре подобрали и одежду конца сороковых годов, правда, жутко старую, побитую молью). На студии Зоя ограбила всех, у кого были украшения, также взяла у знакомых, постоянно проверяла по списку наличие украшений и тряслась – не дай бог, что-нибудь пропадет. Особенно пригодились старые-престарые мамины золотые часики, которые не брался починить ни один мастер. Главный действующий компонент – бирюза – составил проблему, крути не крути, а серьгу надо показать. Зоя обошла все ювелирные магазины (а их в городе немерено), в одном одолжили гарнитур – браслет и серьги – в обмен на бесплатную рекламу. Украшения не очень-то соответствовали описанию, но, извините, где же взять точную копию? А как сняли коробку из-под обуви (это когда Устин высыпал на пол ее содержимое)! Рапидом, красиво, все сверкает! Итак, фильм смонтировали, осталось озвучить, то есть записать голос Зои, который за кадром будет рассказывать историю. А Смехов зачитает текст от лица Устина Прохоровича. Но озвучка – дело пятое, хватит недели, и – премьера.