Лариса Соболева - Море остывших желаний

– Вы с ума сошли! – вскрикнула Рита. – Вадик?! Не может быть!

– В таком случае выясним и отпустим, – пообещал черствый Виктор Серафимович. – А до выяснения ваш брат побудет в следственном изоляторе.

– Вадик, без адвоката ничего не говори! – крикнул Никита, когда того уводили.

Большой кусок жира распахнул клешни с татуировками на предплечьях, осквернив гостей беззубым оскалом:

– Какие люди в Голливуде! Бельмо, ты ли это?

– Я, – заверил Бельмас, тоже раскрыв руки для объятий.

Шелкопряд похлопал Бельмаса по спине, отстранился и взглянул на Державу с Горбушей поросячьими глазками:

– Что за парубки?

– Свои, – сказал Бельмас. – Верь им, как мне.

– Ну, заходите в дом, своим всегда рады.

Дом у Шелкопряда не ветхий, но и не хоромы. Проходя мимо кухни с распахнутой дверью, он крикнул:

– Люська, гостям почет и уважение. Тащи Пузырь Петровича (что означало – водку).

Такая же, как и Шелкопряд, туго набитая жиром хавронья с распаренной физией от жара плиты переворачивала куски свинины на сковородке. Она резво собрала на стол – огурчики, помидорчики, сало, колбаса, яйца. Шелкопряд налил холодной водки в стеклянные рюмки, сказал тост:

– Штобы всем, всегда и много! – Закусывая соленым помидором, сок от которого брызнул в разные стороны, он покосился на Горбушу. – Брезгует?

– Язвенник, потому и трезвенник, – пошутил Бельмас. – Шелкопряд, хлопушки нужны. На каждого брата по штуке.

– Не, я не понял... – протянул удивленно гостеприимный хозяин. – Бельмо за хлопушками пришел? А как же воспитание? Неужто так подпекло?

– Подпекло, – признался Бельмас. – Шибко подпекло. Тебе я доверяю. Так вот, Шелкопряд, дочку мою выкрали, стрелку назначили.

– Ну, дела... И кто та падла?

– Не знаю. И чего хочет – не знаю.

– Пойдешь?

– Буду держать масть (то есть на обычном языке – отстаивать свои интересы). Через два часа стрелка. Запомни моих пацанов. В случае нужды помоги им, я в долгу не останусь.

– Заметано. Ну, посидите тут... Кушайте, пейте, я щас...

Хавронья принесла жареное мясо и вареную картошку, обильно посыпанную укропом и зеленым луком. Горбуша принялся уплетать за обе щеки, тем временем Держава достал мобильник и заворковал:

– Это я... Сегодня вряд ли получится. Но ты это... жди.

– Что ответила прелестная Джулия? – полюбопытствовал Бельмас.

– Секрет, – отговорился Держава. – Слышь, Бельмо, может, мне сходить на стрелку вместо тебя? Скажу, ты прислал узнать, чего надо.

– Спасибо, друг, но тебе, думаю, не скажут. А законопатят вместе с «моими бабами». Меня раздирает обычное человеческое любопытство: кто ж еще у них?

Вернулся Шелкопряд, положил на стол три пистолета. Затем взял один в руку со словами:

– Малогабаритный, зато удобный. Полкило, восемь патронов, пятьдесят метров дальность. Подойдет?

Бельмас перевел глаза на Горбушу, тот утвердительно кивнул. Получив и запасные обоймы, расплатились, начали прощаться. Шелкопряд пошел проводить гостей до калитки. Переступив порог, Бельмас вдруг спросил:

– Ты знаешь, кто такой Шах?

– Сам не здоровался, а ухи слышали, будто он гнилая дыхалка (подлая душонка). Живет без правил. Уж прости, Бельмо, што тебя шлифую (учу), но коль встретится Шах, уйди в сторонку.

– Спасибо на добром слове, – поблагодарил Бельмас и хотел идти дальше, но Шелкопряд задержал его:

– Бельмо, Шелкопряд помнит, как ты не дал засмолить его в буре (в бараке усиленного режима). И ты помни: Шелкопряд благодарный.

– Я запомнил, – сказал Бельмо.

Отъехав от дома Шелкопряда, Бельмас, взглянув на часы, велел остановиться. Настала пора решить, как действовать.

– Давайте оставим тачку на стоянке, – предложил Держава. – А поедем на рикшах. Бельмо, ты поезжай один, а мы за тобой. Будем держать тебя. На трубу надо кинуть бабок. Ты, Бельмо, сделай мне звонок и держи мобилу в нагрудном кармане включенной, так я буду все слышать.

– Они мне должны позвонить.

– А у нас запасные трубки есть.

– Лады, – согласился Бельмас, в который раз поразившись сообразительности Державы. – Документы и бабки оставим в тачке, такую трясти никто не станет, да и стоянка охраняется. Ну, теперь поехали.

Набережная не кишела людьми – погода дрянь, то капал дождь, то дул ветер. Тем не менее праздношатающаяся публика изредка встречалась, в основном молодежь, и кафе не пустовали. В последний момент Бельмас отдал пистолет Державе со словами:

– Принцип есть принцип. Пойду так.