Михаил Палев - Византийский манускрипт

Далинский кивнул, торопливо нацепил на нос очки и принялся читать договор. Тавров успел посмотреть рассылку с анекдот. ру и допить кофе, прежде чем Далинский положил договор на стол.

– Итак? – вопросительно посмотрел Тавров на Далинского. Тот вместо ответа достал ручку и подписал договор.

– Вас не интересует предварительная смета расходов? – удивился Тавров.

– А смысл? – пожал плечами Далинский. – Возможно, вы его уже завтра найдете. Или вдруг всю страну придется перетряхнуть. Я буду оплачивать ваши услуги, пока есть деньги… для меня это важно, понимаете?

– Хорошо. – Тавров предложил: – Тогда приступим!

– Да-да… а с чего начать? – снова занервничал Далинский.

– А с самого начала. Первое: кого я должен найти?

– Брен, Виктор… отчества не знаю, на вид лет около сорока. Блондин, голубые глаза… залысины… рост около метра восьмидесяти… что еще?

– Фотографии нет?

– Нет, но… дома у него можно поискать.

– Хорошо, – пробормотал Тавров, занося данные в компьютер. – Кем он вам приходится?

– А… э-э… – растерялся Далинский. – В сущности, никем…

– А зачем тогда вам его искать? – задал резонный вопрос Тавров.

Далинский развел руками, не зная, что сказать.

– Хорошо, давайте так: при каких обстоятельствах вы познакомились с Виктором Бреном?

– Видите ли… я всю жизнь преподавал в университете, источниковедение… Я вам говорил. Очень часто сидел в архивах, и по работе, и для интереса. Сначала, в молодости, хотел найти библиотеку Ивана Грозного… а потом уже всерьез занялся. У меня есть такая особенность: я могу в течение максимум пяти минут вспомнить – где, когда и по какому поводу встречал упоминание о том или ином человеке, событии или предмете. Поэтому ко мне часто обращаются за справками… понимаете? Иному человеку, чтобы найти что-нибудь в архивах, годы могут понадобиться, а я за пять минут вспомню.

– Да, это очень ценное качество, – согласился Тавров. – И платят клиенты неплохо? Впрочем, это я к слову… можете не отвечать.

– Да что там скрывать! – махнул рукой Далинский. – Разумеется, каждый старается отблагодарить. Сейчас деньгами в основном. Но я цену не назначаю, иногда даже ищу бесплатно, аспиранту, например…

– А Брен был аспирантом?

– Нет, он журналист. Работал в журнале «К городу и миру». А ко мне обратился вот с чем: показал фотографию одного артефакта. И спросил: не попадалось ли мне что-нибудь подобное в виде описаний или рисунков в архивах?

– Артефакт? – поднял бровь Тавров.

– Ну, некий предмет искусственного происхождения, обычно представляющий загадку, – объяснил Далинский.

– И что это был за загадочный предмет?

– Прямоугольная пластина с нанесенной на нее римской цифрой I. Фотография была старая, черно-белая, но я сразу вспомнил, где уже видел нечто подобное.

– И где?

– За полгода до этого примерно такую же пластину приносил один молодой человек, Кудасов Владислав… Александрович. Он называет себя уфологом: ездит по стране, изучает якобы следы пришельцев и все такое… Так вот, я сразу вспомнил, где видел нечто подобное, и дал Брену телефон Кудасова. Брен попросил вспомнить, не спрашивал ли меня еще кто-нибудь о подобном предмете. И тут я вспомнил, что еще раньше Кудасова ко мне обращалась питерская студентка, Бьянка Кайтелер, с просьбой помочь в разборке ее семейного архива. У нее вызвали интерес записки отставного капитан-командора русского флота Николая Дудича и древний манускрипт на пергаменте. Моя помощь понадобилась ей потому, что в записях Дудича было много непонятных сокращений и оборотов речи того времени, а также вставки на латыни; манускрипт же был написан на греческом. Наибольшие трудности вызвал манускрипт: текст выцвел, и вообще пергамент был поврежден временем. Хорошо, что я работал с отсканированными текстами и их легко можно было увеличить. Я так и не понял суть текста и потому не уверен, что перевод получился достаточно адекватный, хотя я и консультировался у известного специалиста по мертвым языкам. Он высказал предположение – и я с ним согласился, что это алхимический трактат, написанный принятым в то время у алхимиков языком со специфической терминологией и символикой. Впрочем, документ действительно древний, не позже XII века, и, что действительно редко для того времени, не палимпсест…

– Простите, что? – не понял Тавров.

– В раннем Средневековье в Европе из-за дороговизны пергамента писцы часто счищали малоценный, с их точки зрения, старый текст и наносили новый. Такие документы называются палимпсестами. Варварство, разумеется, – но только с позиций исторической науки. А какой-нибудь монах искренне полагал, что делает святое дело, стерев текст язычника Аристотеля и заполнив очищенный пергамент рассуждениями о том, сколько чертей может поместиться на кончике иглы. Увы, такие были времена и обычаи! Впрочем, что далеко ходить, если буквально недавно…